Шрифт:
Земля вдруг накренилась. Доминика увидела степь сверху – траву, чахлый кустарник, жирную черную линию – как будто степь треснула пополам и в глубокой трещине шевелятся разбуженные черти…
И место, где линия прервалась.
И корни дерева, обломанные, измочаленные, все еще переступающие, как бы по привычке – в воздухе.
Дерево летело. Дерево поднималось с каждой секундой выше; капюшон Лива то падал Доминике на лицо, то отлетал назад, и управлять его движениями Доминика никак не могла, потому что судорожно цеплялась за ветки обеими руками. Край юбки хлопал звонко и пугающе, взлетал выше колен, падал и снова взлетал, и с этим нельзя было ничего поделать, совсем ничего…
Тем временем земля, залитая вечерним солнцем, становилась все обширнее. Лишенное листьев дерево было теперь прозрачным; Доминика увидела селения, о которых прежде не имела понятия, развалины, отбрасывающие изломанную тень, темно-зеленое пятно незнакомого леса. Ручей, вдоль которого они с Ливом тащились полдня, превратился сперва в ниточку, а потом слился с равниной.
Дерево рывком поменяло направление полета. Доминике хлестанул в лицо ветер, она готова была задохнуться, но дерево повернулось вокруг ствола, как вокруг оси, и Доминика понеслась теперь спиной вперед. Так, спиной, влетела в сырое холодное облако, закашлялась в плотном тумане; облако, подсвеченное солнцем, вдруг вспыхнуло битым стеклом, Доминика зажмурилась и несколько минут не открывала глаз – пока не ощутила, что дерево накреняется.
Пояс снова врезался в тело – на этот раз ощутимее и глубже. Дерево летело, почти лежа в воздухе, будто снесенное топором небесного лесоруба, но беда была не в том. Доминика, разинув полный ветра рот, увидела, что Лив висит, уцепившись обеими руками за самую нижнюю ветку, что его тело развевается на ветру, как ленточка, и сам он почти не принадлежит летающему дереву – ветер хочет оборвать его с ветки, как плод, и получить в свое полное распоряжение.
Доминика закричала – и не услышала своего голоса, зато Лив, будто ощутив ее взгляд, поднял голову и посмотрел на нее.
Он смеялся. У него было азартное, сияющее, вдохновенное лицо – как у игрока, ощутившего за карточным столом покровительственное прикосновение судьбы. Доминика вдруг в ужасе поняла, что сейчас он разожмет руки…
Дерево плавно выпрямилось, опустив корни, как и подобает, вниз. Лив подтянулся, поставил ногу на развилку, уместился между сучьями удобно и естественно, как книга на знакомой полке. Помахал Доминике рукой; она вдруг увидела, что земля гораздо ближе, чем была минуту назад, и продолжает приближаться. Мелькнули перекрещенные дороги, потом светлый прямоугольник поля – и потянулся лес, сперва редкий, потом все более густой, без полян и просек, мрачный непроходимый лес с красными верхушками, подсвеченными заходящим солнцем.
Лив стоял теперь, обхватив руками ствол. Смотрел вниз. Верхушки елок мелькали под самыми корнями несущегося дерева; иногда особенно высокая верхушка задевала за длинный корень, и летающее дерево опасно тряслось.
Доминика совсем отчаялась, когда дерево вдруг резко нырнуло в лес. Стволы неслись по обе стороны, сливаясь в один непроходимый забор. Ветер стал тише и теплее, в нем обозначились запахи. От сильного толчка Доминика стукнулась головой о ветку и едва не прикусила язык; в следующую секунду стало ясно, что дерево не летит, а бежит по лесу, причем бежит по прямой, неведомым образом избегая столкновения.
Движение становилось медленнее с каждым взмахом корней.
Дерево качнулось – и остановилось. В ту же секунду в лесу стало почти совсем темно – вероятно, за невидимым горизонтом наконец-то угомонилось солнце.
Доминика обвисла на ветвях, как мертвая русалка. Капюшон Лива закрыл ее лицо до подбородка; как хорошо было бы на секунду заснуть – очнуться в постели, в чистоте и тепле, и в безопасности, святая добродетель, в безопасности!
Дерево стояло, подрагивая, похрустывая, покачиваясь. Стояло, хотя Доминика на его месте давно уже повалилась бы набок, сделавшись добычей плотника.
– Госпожа Доминика, мы на месте… Между вами и вашим наследством остались сущие пустяки. Давайте-ка руку…
– Привет, Зубастик, – сказал сухой незнакомый голос, который Доминика – она была в этом уверена! – уже когда-то слышала.
Она вздрогнула и откинула с лица тяжелый Ливов капюшон.
Бывшее летающее дерево стояло перед каменным крыльцом большого, зловещего с виду строения, похожего одновременно на руины и новостройку. С верхней ступеньки крыльца смотрел человек – смотрел, по счастью, на колдуна, а на не на Доминику. Человек был среднего роста, и Доминика могла поклясться, что борода у него с проседью и на правой руке нет мизинца.
– Ты испоганил мне аллею, Зубастик.
– Привет, Рерт. – Лив расстегнул ремень, удерживавший безвольную Доминику от падения. – Мы нуждаемся в ужине, отдыхе, неторопливой беседе.
– Кто это «мы»?
– Твой старый друг и прекрасная девушка трудной судьбы… Доминика, разжимайте-ка пальцы. Мы уже прилетели.
Дерево, кажется, вздохнуло, стряхнув с себя ездоков.
В полутьме – после заката в лесу наступили глухие сумерки – Доминике удалось разглядеть два идеально ровных ряда елей, образовывавших узкую аллею. Аллея брала начало от каменного крыльца; конец ее терялся в темноте.