Молодой быстро подошёл к Унике, коротко глянул, отшатнулся. Затем быстро спросил что-то у вождя. Тот прогудел ответ. Молодой подошёл к старику, осторожно перебиравшему вещи из Униковой укладки, коротко переговорил с ним. Судя по всему, именно молодой маг был главным в этой паре. Старец отвечал, показывая что-то руками.

Молодой жрец вернулся к Унике, вновь остро взглянул ей в лицо.

– Ты кто? – спросил он на языке медведей.

– Возможно, ты слышал обо мне. Медведи называют меня «Колдунья, живущая в доме на столбах».

– Да, я слышал о тебе. Но зачем ты сюда пришла?

– Разве твой человек не передал тебе мои слова?

– Я тебе не верю. Ты знаешь, что было, когда отцы отпустили тебя и безрукого колдуна?

– Тогда было худо не только вам. Если ты поднимаешься в мир незримых духов, то должен знать, что они до сих пор не угомонились после гибели владыки вод. Так при чём здесь двое немощных путников?

– Я не мудрец, проникающий мыслью в суть вещей. Я вижу только то, что я вижу. Поэтому вы не уйдёте отсюда, а будете отданы богам, вкушающим кровь.

– Хорошо, человеколюбивый колдун… – Уника ослепительно улыбнулась, как умела она улыбаться в далёкой юности. – Тогда подойди к этому старику, загляни в его глаза и постарайся увидеть хоть что-нибудь. А потом загляни в мою душу и узнай, кто ожидает меня неподалёку отсюда. Ты можешь убить меня, но что ты будешь делать с новым богом, который поселится совсем рядом? Вряд ли он поладит с вашими богами. Не знаю, кто победит в этой войне, но твоё племя проиграет обязательно. Смелее, колдун! Или ты не умеешь делать таких простых вещей?

Жрец шагнул к Ромару, заглянул в глубь отрешённых глаз и отшатнулся.

– Это не человек! – закричал он. – Это мертвец, которого ведёт сила Западных гор. Будь ты проклята, зачем ты приволокла его сюда?

– Это ещё не всё. – Уника тряхнула волосами и засмеялась. – Ведь ты ещё не смотрел в мою душу. Загляни, не бойся. Я не причиню тебе никакого вреда. Ведь если я убью тебя сейчас, то кто прикажет этим людям развязать меня?

На этот раз колдун смотрел долго и внимательно. Потом хрипло спросил:

– Что тебе нужно от нас, ведьма?

– Я действительно всего лишь пришла предупредить вас о нашествии мэнков. Мы послали гонцов даже к тем племенам, с которыми у нас нет мира. Если люди не будут держаться вместе, хохлатые чужинцы истребят нас, точно так же, как люди избивали до этого иные, нечеловеческие народы. Так что мне и в самом деле ничего не было нужно. А сейчас, конечно, я хочу, чтобы мне вернули мои вещи, все до последнего лоскутка. Еду, одежду, оружие, инструмент и камни – я помню всё, что у меня было отнято. И скажи этому седому болвану, который оказался настолько слаб, что даже мэнки побрезговали убить его, чтобы он не смел рыться в моих оберегах.

Шаман вскочил, размахивая руками, закричал что-то рыжебородому вождю. Некоторое время они орали друг на друга, причём шаман постоянно указывал то на Унику, то на Ромара, то на далёкую полоску гор, синевших у окоёма. Вождь тряс головой, скалил зубы и, очевидно, обращался прямиком к богам, которым успел пообещать знатную жертву. В конце концов колдун указал на камни, положенные у основания каждого идола, после чего вождь сник и, махнув рукой, начал отдавать распоряжения. Унику развязали, затем хмурые северяне принесли обратно отнятое, которое так было пришлось им ко двору.

Исполненная негодования, оскорблённая Уника и впрямь проверила сохранность каждой вещи, после чего упаковала два мешка, которые стали легче лишь на десяток камней, принесённых в жертву недобрым потомкам ледяного властелина Хадда.

– Мой спутник не может идти быстро, – сказала она вместо прощания, – поэтому мы будем ещё два дня идти по вашей земле. Придётся вам потерпеть незваных гостей.

– Главное, нигде не задерживайтесь и никогда больше не приходите сюда, – ответил радушный хозяин.

– Только не вздумайте идти за мной в горы. Демону это очень не понравится, – в тон всему разговору заключила йога.

Два дня, как и было обещано молодому колдуну, Уника с полусонным Ромаром пробиралась отцветавшей тундростепью. На стоянке она, не скрываясь, жгла костёр, а отряд охотников за мамонтами, втихую следовавший по их следам, колотил зубами от холода, потому что в северном краю стали обозначаться первые, ещё короткие, но студёные ночи, и к утру метёлки травы по-осеннему украсились инеем. Дома о таком ещё и слыхом не слыхивали, но тут места суровые, зима ложится в начале осени, а заморозки начинаются в тот день, когда солнце впервые коснётся горизонта.