Только он это сказал, как на меня тут же навалилась усталость. Вот всегда так: не хочешь спать, не хочешь, а потом кто-нибудь что-нибудь скажет про мягкую удобную подушку и пуховое одеяльце и все: зевота, вывихивающая челюсть, сонные слипающиеся глазки. И это в 24 года!! "Мама, я хочу встречать Новый Год с вами!!
– Подожди, доченька, вот вырастешь большой..." Выросла, мамуля, так будите же меня, встречать Снегурочку!

– Кто-нибудь, поднимите мне веки!
– пафосно взвыла я, борясь сама с собой. Ритка тихонько рассмеялась, выпроваживая Лелика и закрывая за ним дверь.

– Устала?
– она присела рядом и провела легкой рукой по моему лбу. Я хмыкнула.

– Умотала ты меня, солнце. Подумать только, всего один поцелуй, а я уже согласна уснуть рядом с тобой, - говоря это, я хитрым карим глазом косилась на Ритку, ожидая ее реакции на мои слова.

Бровь поползла вверх, демонстрируя крайнюю степень удивленности. Или шаловливости, кому что нравится.

– Это приглашение?
– голос девушки был вкрадчивым и таким нежно-медовым. От него хотелось растаять, на что я, в принципе, была готова.

– В общем, да, - кивнула я, с некоторым злорадством отмечая, что сонливость, как рукой сняло. Надо просто знать, чем ее прогонять. Или, в моем случае, кем.

Хорошо, что окно в комнате было распахнуто настежь, потому что мне через пару минут стало жарко. Таять я вроде как пока не собиралась, несмотря на желание сделать это немедленно, поэтому прохладный ночной ветерок, без проблем гуляющий в помещении, был как нельзя кстати.

– О чем ты думаешь?
– шепнула Ритка, чуть касаясь поцелуем моей щеки. Нет, честность меня когда-нибудь погубит.

– О пистолете.

Хорошо, что у Ритки присутствовало чувство юмора. Ибо я не знаю, как поступила бы сама, услышав в ответ от девушки, которую только что горячо целовала, что она думает о посторонних предметах.

– Он польщен, - лица Риты в темноте видно не было, но по голосу можно было догадаться, что она борется со смехом.
– И с чего это ему такая честь?

– Прости, - покаялась я, все в той же темноте ища губами ее губы.
– Но согласись, что сейчас это для нас важно.

– Важней, чем мы?

Вопрос был резонным. Наверное, пришло время заняться тем, чем так любят заниматься все парочки из телесериалов. Обсудить наши отношения.

– Хочешь поговорить?
– с замиранием сердца произнесла я. С замиранием, потому что никогда не любила разговоры по душам. "А ты меня любишь? А ты меня ценишь? А ты меня хочешь?" И ведь никого не устраивает простой ответ "да". Нет, нужно ответить развернуто, с приведением примеров и доказательств. Но, позвольте, мы не на геометрии в школе.

Я умею и люблю говорить ласковые слова и считаю, что для того, чтобы услышать их, нужно выбрать подходящий момент. Вовсе необязательна непременная романтическая обстановка, каковую так любят сценаристы все в тех же заезженных мной сегодня "мыльных операх": розы, ароматические свечи, шампанское. Главное - почувствовать, что твое признание будет желанно и дойдет по назначению, а не пролетит мимо ушей очередной пустой болтовней. Впрочем, как раз почувствовать это бывает очень сложно. Как говорится, "прости, дорогой, но я тебя не слышу, не мог бы ты думать погромче?"

– Дан, прекрати молчать, а то ты меня пугаешь.

Я засмеялась и перевернулась на бок, удобнее устраиваясь рядом с Риткой.

– Не так страшен черт, как его малюют. Я вообще-то милая и ласковая, вот увидишь.

– А, то есть, все лучшее впереди?
– сообразила Ритка, смеясь вместе со мной. И снова наступила тишина. Знаете, когда целуешься, вовсе не нужно говорить. Проверено Zanussi.

– Я боюсь, - задумчиво сказала я чуть погодя. Ритка отстранилась, и ее светлые глаза блеснули в свете звезд.

– Меня?!

– Нет, что ты! Меня пугает то, как поступит этот лысый, узнав, куда мы сплавили оружие.

Ритка окончательно откинулась назад и легла на спину, заложив руки за голову. Судя по всему, она намерена была во всех деталях рассмотреть потолок, по которому двигались редкие тени, просачивающиеся сквозь открытое окно.

– Мы можем уехать, - предложила она чуть погодя. Я хмыкнула и села, скрестив ноги по-турецки.

– Конечно, и будем бегать из страны в страну до самой старости, пока, наконец, не узнаем, что о нас все двано забыли. Нет уж, спасибо, такой судьбы я не хочу. И вообще, мы же не преступники, чтобы скрываться.