— Вёл, вёл и довёл, — ворчал он недовольно. — А я должен потом объяснять, почему мои инквизиторы убивают дворян. Собственно говоря, почему я тогда не отобрал у тебя лицензию, а, Мордимер? — нахмурился он.

Если хотите спросить, любезные мои, жалел ли ваш покорный слуга, что попросил аудиенции у епископа, то вы заведомо знаете ответ: да, жалел. И с большим желанием оказался бы в своей комнате, так как компания вшей и клопов была много приятнее и — что важно — значительно безопаснее, чем компания Герсарда.

— Ну, хорошо, — он перевёл дух. — Раз уж говоришь молоко, попробуем молоко. Только не просрусь ли я после него? — обеспокоился он. — Но в целом, лучше срачка, чем язва, — добавил он сразу же. — А лекарям велю пить эти их чудодейственные снадобья. Пусть сами увидят, как это приятно. Да, а чего ты собственно хотел от меня, Мордимер?

— Я позволил себе просить аудиенции, дабы доложить Вашему Преосвященству об одной проблеме…

— Проблема, — прервал меня епископ. — Всегда одни проблемы, которые я, — он сильно выделил последнее слово, — должен решать. Ну ладно, — он снова вздохнул. — Говори, раз ты уж здесь.

Коротенько, сжато и как можно быстрее я изложил епископу дело, с которым пришла ко мне Верма Риксдорф. Он покачал головой.

— И что? — спросил он.

— В связи с этим, хотел бы просить официально командировать меня в Гевихт, — сказал я.

— Ты что, головой ударился, Мордимер? — Его Преосвященство не был даже разозлён, а лишь удивлён. — Или ты думаешь, что у меня нет больших проблем, чем стигматы какого-то говнюка? Если б я хотел отправлять на каждое такое дело инквизитора, мне бы понадобилась их целая армия. Я на минутку задумался и увидел, что сама идея ему, похоже, понравилась. Мне как раз нет, поскольку каждая профессия тем ценней, чем она более элитарна. Может мы не были элитой в привычном понимании этого слова, но и стать инквизитором не мог лишь бы кто. Здесь были и свои минусы, поскольку, как гласит Писание, жатвы и правда много, а работников мало.

— Смею лишь напомнить Вашему Преосвященству, что делом занялись инквизиторы из Клоппенбурга. Возможно, поэтому оно не походит на другие.

— Вроде так, — пробурчал он, а потом посмотрел на меня острым взглядом. — Погоди, погоди, Мордимер, а нет ли у вас часом какого-то грёбаного, неписаного кодекса, который велит не совать нос в дела других инквизиторов, если только не получено официального поручения?

Я промолчал, ибо инквизиторский кодекс чести не есть то, о чём хотел бы и мог бы разговаривать с епископом.

— И ты как раз от таком поручении меня просишь, — медленно сказал он. — В чём тут дело, Мордимер? В женщине? Красивая?

— О, нет, — искренне рассмеялся я. — Совсем наоборот.

— Ты знаком с их семьёй?

— Нет, Ваше Преосвященство.

— Тогда почему ты хочешь ехать?

— Стигматы являются необычайно интересным явлением, Ваше Преосвященство. И как бывает с каждым видом чуда, неизвестно, куда им ближе, к святости или чертовщине. Признаю, они интересуют меня равно с теологической, так и физиологической точки зрения. Ибо о чём же свидетельствует пробитие рук и ног нашего Господа? Это грешное напоминание о минутах, когда Иисус быль всего лишь слабым человеком, или же святой символ силы Христа, который ждал до самого конца, пока гонители не узрят Его божественность и не склоняться перед Ним? Который отдал себя на муки, чтобы как можно дольше сохранить недругам шанс понять истину и искупить вину, прежде чем решился в славе своей сойти с Креста и покарал их огнём и мечом… — я прервался, чтобы перевести дух.

— Ты мне тут чепухи не говори, — медленно произнёс епископ. — Сколько людей у нас в Клоппенбурге?

— Если не ошибаюсь, трое, Ваше Преосвященство.

— Кого-то знаешь?

— Знаю, — ответил я осторожно, ибо мы заходили в мутные воды.

— Ага, — произнёс он. — Личные счёты, — добавил, в конце концов. — Мелкие антипатии, скандальчики и отпихивание локтями. Хочешь допечь коллегу, Мордимер, а? Очень некрасиво, — рассмеялся он.

— Всегда с робостью восхищался остротой ума Вашего Преосвященства, — произнёс я, склоняя голову. — Но уверяю, это не единственная и даже не главная причина. Может комплимент не был изысканным, но, несмотря на это, епископ широко улыбнулся.

— Потому что я вас всех знаю, негодяи, — произнёс он добродушно. — Знаю, как свои пять пальцев. Только почему я должен платить за твои развлечения? Просветишь меня, мой дорогой Мордимер, относительно этого?

— Поскольку из Клоппенбурга не доложили о деле, — ответил я. — Я проверил последние рапорты и не нашёл ничего: ни о каком ребёнке, ни о каких стигматах. Однако же женщина утверждает, что Инквизиция занялась проблемой. Тогда почему не соизволили проинформировать об этом Ваше Преосвященство?

— Нехорошо, — сказал он, и его голос мне исключительно не понравился. — Беспорядок царит в Клоппенбурге, а? Так что, загляни к ним, Мордимер.

Он достал из ящика лист бумаги, придвинул к себе чернильницу, перо и что-то нацарапал.

— Явись за удостоверением и деньгами, — произнёс он. — Ты уж знаешь, куда, — он фыркнул отрывистым смешком. — С Богом, Мордимер.

Я встал и низко склонился.

— Нижайше благодарю Ваше Преосвященство, — сказал я. Он только махнул рукой.

— Молись, чтобы молоко мне помогло, — буркнул он и опорожнил бутылку в бокал. — Ну, убирайся, Мордимер, и оставь меня моим болезням.