— Ох, Мордимер, — сказала она. — На него это не действует. Он любит другие радости. — Она хлопнула в ладоши. — Я многое могу, но не умею превращаться в молоденьких мальчиков с худенькой попкой. — Она откинула голову назад и рассмеялась, чуть не упав.

Я посмотрел на священника, и его лицо было таким же красным, как и лысина.

— Мерзкий демон, ложь, ложь… прельщает нас… — залепетал он.

— Итак, чего хочешь, Мордимер? — спросила она, когда наконец перестала смеяться, но в её глазах всё ещё горели весёлые огоньки. — Чтобы я прокинула это милое место? Мне каждый день сюда приносят кроликов, кошечек и собачек. Кормят засахаренными фруктами, поят вином с мёдом и пряностями. Я могу выбирать среди молодых, красивых самцов, что умоляют, лишь провести в моих объятиях хотя бы минуту. Так зачем я должна уходить?

— Потому что не будет кроликов, фруктов, вина и мужчин, госпожа. Я велел арестовать твоих последователей и смею судить, что после допросов их сожгут.

— Сожалею, — сказала она, и в её голосе я похоже действительно услышал сожаление. — А может ты обо мне позаботишься, Мордимер? Я слышала, что некоторые инквизиторы имеют своих Ангелов, правда? Ты не хотел бы иметь собственного демона? — Она снова улыбнулась.

— Боюсь, что независимо от моей воли, такое решение было бы не должным образом понято Святой Службой, — возразил я вежливо, не пытаясь ей объяснить, что в выражении «имеют своего Ангела» есть даже не нота, а целая симфония преувеличения. Ибо если кто-либо кого-либо имел, то мой Ангел меня, а не наоборот.

— Преувеличения, — пробормотала она и пленительно потянулась.

У неё были точёные плечи и стройная шея. Её запястья были такими тонкими, что я мог бы обхватить оба своей кистью.

— Никто не говорил, что мы живём в лучшем из миров, — произнёс я.

— Вы же не верите в то, что она говорила, господин Маддердин, ведь так? Не верите? — Вассельроде уже обрёл голос.

— Конечно нет, отец настоятель, — возразил я. — Впрочем, это ведь не подпадает под юрисдикцию Святой Службы.

— Ага, — сказал он и явно повеселел.

— Если ты настолько учтив, Мордимер, что не пытаешься меня изгонять, то знаешь, что мы должны заключить договор. Что можешь предложить взамен за то, что уйду?

— Не причиню тебе боли, госпожа, — произнёс я мягким тоном. — Учти, многие на моём бы месте начали бы с экзорцизма …

— Это обоюдоостро! — сказала она резко и поднялась.

Сейчас она сидела на оттоманке с руками, скрещёнными на груди. Тёмный сосок торчал между двумя блестящими опалами, утопленными в перстнях.

— Знаю, госпожа. Поэтому жажду, чтобы мы расстались в согласии.

— Я думаю, — ответила она, и на это раз её улыбка была несколько злорадной.

Экзорцизм это крайность. Инквизитор или экзорцист почти всегда старается договориться с демоном, если только не имеет дело с особенно зловредным и порочным чудовищем, который понимает только жёсткую силу. Есть две причины таких действий. Во-первых, неумелые действия могут в меру кроткого демона, типа Хагат, превратить в полного жажды мести зверя. Не раз и не два мы слышали о таких случаях. Во-вторых, изгнанный демон мечтает только об одном. О мести экзорцисту. Ибо боль от экзорцизма для демона страшнее всего, что человеку может приготовить палач в своей мастерской. И всегда есть вероятность, что демон вернётся в наш мир, одержимый лишь этой единственной мыслью. В свою очередь, я не собирался обременять себя мыслью, через год, два или десять появится прекрасная змеюка, чтобы потребовать мою жизнь. Может она и не стоила стольких усилий, но не скрою, что я несколько привык к ней в течение всех прошедших лет.

— Ты должен мне что-то предложить, Мордимер, Что-то менее эфемерное, чем просто обещание не мучить меня.

— Разве этого мало?

— Ты не причинишь мне боли, я не буду тебе мстить. Вот наш первый договор. Но ты по-прежнему не желаешь заплатить за мой уход…

Я задумался нал её словами, поскольку в них таилось зерно правды.

— Выскажи своё предложение.

— У меня небольшой выбор, а? Но… отдай мне его. — Длинным, заострённым ногтем она указала на священника.

Вассельроде уставился на неё, неспособный выдавить из себя ни слова. С полуоткрытым ртом выглядел идиотом.

— Может он не слишком привлекательный, — вздохнула он и окинула его холодным, оценивающим взглядом. — Но разве это не вызов, Мордимер? Этот человек не выносит змей. Устрою так, что самой большой его мечтой будет отдых в моих кольцах. Этому мужчине отвратительны женщины. Доведу его до того, что он, преисполненный почитания, любви и желания, будет слизывать следы моих стоп… Это метафора. — Она усмехнулась, видя мою гримасу. — Это священник ненавидит демонов. Сделаю так, что он отдаст всё за кроху демонических забав. Разве это не прекрасно? — Она хлопнула в ладоши.

Её глаза блестели, как глаза ребёнка, которому как раз пообещали новую игрушку, и он ждёт с нетерпением и надеждой, желая убедиться, что добрый дядюшка прячет её за пазухой.

— Приятного развлечения, госпожа Хагат, — сказал я, поскольку игрушка за пазухой у меня была.

— Это означает — да? Мордимер, какой ты милый!

Я поклонился и улыбнулся, видя её радость. Это была невысокая цена, с учётом ущерба, который могла причинить разозлённая Хагат, а кроме того священнику Вассельроде на самом деле будет с ней неплохо. Змеюка была известна тем, что вместо причинения вреда предпочитала разжигать воображение, а вместо порождения страха предпочитала порождать любовь, желание или обожание. Я смел считать, что она была лучше многих женщин.