«Вызов желающих [послужить] на пользу Отечества не может распространяться <…> на дворовых людей и помещичьих крестьян, коими непосредственно располагают их владельцы, и от их воли зависит объявлять всякое пожертвование ко благу общему».

Впрочем, такие добровольцы были известны (например, некий Иван Коньков, принадлежавший помещице Мининой), но их за это объявляли «беглыми», возвращали владельцам и сурово карали.

Русские ополченцы

М. Голденков подчеркивает:

«Патриотизм простолюдинов без барского одобрения, как видим, не только не поощрялся, но даже наказывался».

Крепостники-помещики в основном отправляли в ополчение (подчеркнем – отправляли силой) лишь тех своих крестьян, которые либо были беспробудными пьяницами, либо от которых в поместье просто не было никакого толку. В связи с этим при приеме ратников предлагалось не браковать «ни в рост, ни в чем, был бы только здоров».

В Московской губернии, как отмечает В.И. Бабкин, разрешалось принимать в ополчение даже кривых, «только не на правый глаз, были бы целы пальцы».

Владелец тысяч крестьян граф В.Г. Орлов предписывал управляющему Усольской вотчиной:

«Наблюдать очередь, между крестьянами в рекрутстве поставленную, пьяниц, мотов, непрочных для вотчины отнюдь не беречь, хотя бы и очереди не было».

Теоретически люди, представленные в ополчение, должны были быть снабжены одеждой по установленной форме, оружием и провиантом на три месяца. Но это делали далеко не все. Например, князь П.В. Мещерский «пожертвовал» 23 ратника без всякого обмундирования, в одной собственной одежде. Он же передал в ополчение истощенных лошадей для конного полка.

«Патриотический» подход, нечего сказать…

Как известно, набор ополчения был объявлен в ближайших к театру военных действий 16 губерниях России, разделенных на три округа. Одновременно с этим в этих 16 губерниях шел сбор средств на ведение войны.

Военный историк М.И. Богданович делает следующую оценку:

«На основании имеющихся недостаточных сведений о пожертвованиях, сделанных шестнадцатью губерниями, участвовавшими в Ополчении 1812 года, оказывается общая сумма приношений свыше тридцати шести миллионов рублей; но можно безошибочно положить, что каждая из губерний, входивших в состав первых двух округов, пожертвовала не менее 4 миллионов рублей, а Санкт-Петербургская, Московская, Смоленская и Тульская губернии – гораздо более; из числа же губерний третьего округа Пензенская пожертвовала до 21/2 миллиона, а прочие, за исключением Казанской и Вятской, – до 11/2 миллиона рублей. По этому приблизительному расчету, губернии, выставив 220 тысяч ратников, пожертвовали деньгами, припасами и поставками около шестидесяти миллионов рублей».

Относительно численности ополчения имеются и другие цифры.

Например, советский историк П.А. Жилин пишет:

«Общее число ополченцев всех трех округов составило 192 976 человек. Из почти 200-тысячной армии ополченцев 147 тысяч человек принимали непосредственное участие в борьбе с противником в период пребывания Наполеона в Москве».

По подсчетам В.И. Бабкина, всего в России «в течение нескольких недель была создана ополченческая армия численностью в 420 297 человек».

А вот по информации Н.А. Троицкого, «присоединились к регулярной армии и начали боевые действия больше 120 тысяч ополченцев», остальные же «оставались в резерве и выполняли очень важные охранные функции».

Как видим, цифры весьма разнятся и (особенно у советских историков) большого доверия не вызывают.

По свидетельствам очевидцев, значительная часть взятых в ополчение была «по старости и состоянию здоровья совершенно негодна к военной службе». Было много людей в возрасте 50–60 лет и при этом «в струпьях и слабости сил».Ратники не имели ни шапок, ни сапог. О достойном вооружении вообще говорить не приходится…

Матвеев – ратник 1-й дружины Санкт-Петербургского ополчения

Например, ратники Московского ополчения по Можайскому уезду получили всего 5 ружей, 4 пистолета, 34 сабли, 1600 пик и 11 никуда не годных пушек; по Коломенскому уезду – 9 ружей, 29 сабель, 11 тесаков и 485 пик. И так по всем уездам.

К сожалению, и настоящих добровольцев в ополчении практически не было. Например, будущий декабрист Д.И. Завалишин записал слова одного из таких «добровольцев»:

«Вот если бы, господа, вы нам тогда сказали, что будет сбавка службы, да не будут загонять в гроб палками, да по отставке не будешь ходить с сумой, да детей не будут бесповоротно брать в солдаты, ну, за это бы и мы пошли».

Вот такие были в 1812 году «могучие патриотические силы народных масс».Да и трудно было бы ожидать чего-то иного от совершенно бесправных людей, практически рабов.

Следует отметить, что губернии, не вошедшие в число шестнадцати «избранных», делали пожертвования деньгами, провиантом и т. д.