— Я учусь с ним в одном классе, — говорит быстро Таня. — Мы беспокоимся.

Его мама снова быстро пошла, Таня мелкими шагами бежит за ней.

— Раньше надо было беспокоиться! — резко говорит мама. — Он в милиции! Мне позвонил на работу капитан милиции! Он сказал: «Ваш сын у нас, зайдите, пожалуйста».

Таня перевела дух. В милиции. Всего-навсего. Живой. Не истекает кровью, не утонул и не свалился с крыши. В милиции, и всё.

— Не расстраивайтесь. Вы знаете, это ничего. У нас в доме живёт один мальчик, его чуть не каждый день в милицию забирают, и ничего.

— Замолчи, пожалуйста! Это ужасно. Мой сын в милиции!

Она входит в дверь под стеклянной вывеской: «Милиция». Таня входит следом.

Скамейка, два стула. Деревянный барьер, за ним сидит милиционер с очень строгим лицом.

— Мой сын у вас, — говорит мама Максима и вытирает платком слёзы.

Таня стоит в стороне.

— Ваш сын у нас. Смотреть надо за сыном, мамаша. Бегает, понимаете. Сам по себе. Нет бы делом заняться.

— Мой сын очень занят делом — бассейн, фехтование, рисование.

— Однако он выбрал время — утащил гиену.

— Максим? — Мама опускается на скамейку. Она смотрит растерянно и не знает, что сказать.

И тогда Таня вдруг выступает вперёд. Она говорит громко и сердито:

— Как вы можете так говорить про Максима? Максим очень честный, он не может так сделать! Он не вор и не преступник! Он очень хороший!

Они оба уставились на Таню удивлённо. Она говорила горячо, она больше не была робкой и застенчивой. Горели щёки, смело смотрели глаза.

— Ты кто такая? — устало спросил капитан милиции. — Здесь кричать не положено.

— Я с ним в одном классе учусь. Он очень хороший. Он активный.

— Вот это точно — активный. А ты знаешь, что этот активист сотворил? Не знаешь? Вот видишь — не знаешь, а выступаешь, кричишь на всё отделение.

— Я не кричу. Я рассказываю. А что он сделал?

— Он утащил гиену из внешкольного учреждения. Он увёл это имущество станции юных натуралистов в неизвестном направлении. Ночью нам позвонила сторож, — капитан заглянул в бумагу, которая лежала перед ним на столике, — сторож Азаренкова позвонила и сообщила: похищена гиена, кличка Генриетта, привезена на станцию три года назад из Средней Азии. Из Средней Азии, понимаешь, везли, довольно, между прочим, далеко. И зачем? Чтобы юннаты изучали редкое животное. А не затем, чтобы твой драгоценный одноклассник устраивал такие номера.

Мама Максима сказала:

— Я сойду с ума. Зачем ему гиена? Куда он её дел? И потом — она же может искусать, это совершенно дикий зверь.

— А он не побоялся, — сказала Таня. — Видите?

— Я-то вижу. Но правонарушение совершено.

Таня не знала, что значит это слово — правонарушение. Она знала другое: раз Максим взял гиену, значит, так было почему-то нужно Максиму. И больше обсуждать было нечего.

— Отпустите его, пожалуйста, — сказала Таня.

Она подошла вплотную к деревянному барьеру. Её глаза смотрели на капитана милиции с таким доверием к его доброте и справедливости, что он опустил взгляд в бумагу, которая называлась скучным словом «протокол». Он собрался ответить этой девочке служебным словом «не положено». Она ребёнок и не понимает, что государственная собственность есть государственная собственность. Пусть это даже гиена Генриетта. А хищение есть хищение. Пусть даже оно совершено по детской дурости. Такими вещами не шутят, вот что хотел сказать капитан девочке с необыкновенными лучистыми глазами. На мамашу он вообще старался не смотреть, мамаша ревела и обещала сойти с ума.

Он ничего не успел сказать. На столе резко зазвонил телефон.

— Дежурный слушает. Кто? Сторож Азаренкова? Что? Нашлась? Как нашлась? Сидит в своей клетке? — Капитан вытер пот со лба и сказал расслабленным голосом: — Я сейчас сойду с ума, — А потом без всякого перехода закричал: — Так что же вы нам голову морочите? Нервы людям треплете?

Он бросил трубку и уставился на Таню. А она смотрела на него так, как смотрят люди, когда хотят сказать: «Я же говорила!» Мама Максима достала из сумочки коробочку и положила под язык таблетку. В милиции запахло валерьянкой.

— Всё-таки я сойду с ума, — настойчиво пообещала мама.

— Нет уж! Это я сойду с ума, — объявил капитан. — Забирайте своего Максима! Немедленно! И пусть только попробует!..

Мама вела Максима за руку. Она боялась выпустить его руку и никак не давала ему вырваться. Ей казалось сегодня, что если она его отпустит хоть на секунду, он немедленно исчезнет. А он пытался вытянуть свою ладонь из маминой — ещё не хватало, чтобы кто-нибудь из класса встретил его с мамой за ручку. Только этого недоставало!