Шрифт:
Зеруниза считала, что это Фатима привадила к дому похотливых мужчин. Госпожа Хусейн недавно побила и прогнала одного из любовников соседки, который тоже все ходил вокруг да около и заглядывался на Кекашан. Но тот был совсем слаб из-за героиновой зависимости. Другие парни, если на них замахнешься, могут дать сдачи.
Одна беда с этой Фатимой! На борьбу с ней у Зерунизы просто не было сил: муж в больнице, у дочери распался брак, сын не сдал экзамены, малыши все время требуют внимания, да и она сама никак не может вылечиться от давно терзавшей ее лихорадки.
Зеруниза старалась не осуждать Одноногую за ее сомнительные моральные качества. Она понимала, что этой женщине страшно недостает любви и уважения окружающих. Однако когда мать Абдула задумывалась о судьбе детей Фатимы, то приходила к выводу, что уважать эту фурию и правда не за что. Недавно она принялась столь яростно избивать костылями свою восьмилетнюю дочь Нури, что госпоже Хусейн и еще одной женщине пришлось силой оттаскивать ее от девочки. А эта история с младшей дочерью – двухлетней Мединой? Когда выяснилось, что у малышки туберкулез, Фатима вдруг страшно разволновалась: как бы не заразиться. Вскоре Медина утонула в ведре с водой.
– Когда это случилось, я вышла в туалет, – объясняла всем Одноногая. Но Зерунизу отделяла от жилища соседки лишь тонкая перегородка. Трудно сохранить что-то в секрете в таких условиях. Поэтому госпожа Хусейн точно знала, что во время несчастного случая произошедшего в крошечной лачуге за стеной, Фатима и ее мать были дома.
И шестилетняя Хина, вторая дочь, тоже была там. Она потом сказала:
– До того дня Медина была такой покладистой сестричкой…
Зеруниза заплатила за погребальный саван [56] и помогла выкупить участок для захоронения. Она старалась убедить себя, что смерть Медины и вправду была случайностью, и все думала, что и она сама часто не знает, где ее дети и что с ними сейчас происходит.
56
В исламе, которого придерживаются в семье Фатимы, принято перед захоронением заворачивать покойника в саван. – Ред.
В Аннавади приходили полицейские и наводили справки об умершем ребенке, но хода расследованию не дали. Маленькие девочки часто погибали здесь при сомнительных обстоятельствах. Семьи, обитавшие в трущобах, не могли заплатить за УЗИ, в то время как более состоятельные родители иногда прибегали к такой перинатальной диагностике, чтобы еще до рождения избавиться от плода женского пола.
Случалось, что взрослые провоцировали смерть своих больных малышей (как девочек, так и мальчиков), потому что были не в состоянии нести колоссальных груз расходов, связанный с их лечением.
Годовалый Дануш, живший через два переулка от Хусейнов, подхватил инфекцию в переполненном и грязном государственном роддоме, куда отправилась бесплатно рожать его мать. У мальчика сошла вся кожа, и даже прикосновение мягкой пеленки вызывало у него крики боли. Семья влезла в долги, брала один кредит за другим под безумные проценты. Они потратили на врачей более пятнадцати тысяч рупий. В один из вечеров в марте родители малыша поссорились, и отец, принявшийся колотить мать, обварил спавшего у женщины на груди малыша, опрокинув на него кастрюлю горячих бобов.
Тут в этот «фильм ужасов» вмешался Раул, сын Айши. Он бросился за полицией. Мальчика спешно доставили в больницу, и он выжил.
«Какого черта Раулу понадобилось лезть в это дело?» – думала Зеруниза. Теперь на Дануша было больно смотреть: все лицо его было покрыто жуткими красными ожогами.
Он не мигая, грустно и мрачно глядел на взрослых единственным уцелевшим глазом.
После гибели Медины Фатима почувствовала себя до странности спокойно и уверенно. О ней сплетничали, за глаза обвиняли в самых страшных грехах, но ее это не трогало. Она стала еще гуще подводить брови, извела тонну пудры на лицо («потратила пятьдесят рупий, чтобы превратиться в белую женщину», – перешептывались мальчики в семье Хусейнов) и набрала себе новый «штат» любовников.
– Видела, как этот парень и его друзья смотрят на меня? – спрашивала она у Зерунизы. – Ты, наверное, завидуешь. На тебя, небось, никто заглядывается?
Она уверяла соседей, что мужчины считают ее красивой и говорят, что равных ей не сыщешь во всей Индии и что она заслуживает лучшей доли.
Хусейны с сочувствием относились к ее мужу, сортировавшему мусор в соседнем трущобном квартале и зарабатывавшему сто рупий за четырнадцатичасовой рабочий день. «Она обращается с ним, как с тряпкой. Этот старик у нее под каблуком», – возмущался Мирчи.
«Подкаблучник» иногда заходил к ним, чтобы пожаловаться на свою строптивую женушку. Однажды вечером Зеруниза в шутку сказала ему:
– Дурак, зачем ты вообще женился на ней? Посоветовался бы со мной, я бы нашла тебе порядочную женщину-мусульманку, со здоровыми ногами, которая бы хорошо справлялась с домашним хозяйством и заботилась о детях.
Это была ошибка! Стены-то картонные. Фатима тут же появилась на пороге и принялась махать костылями:
– Ты кто такая, чтобы говорить, что я плохая жена?