Мумбайская колония для малолетних преступников располагалась в Донгри, пригороде в двадцати километрах южнее Аннавади. Первую часть пути в это предместье Абдул проделал в полицейском микроавтобусе, в который набилось человек двадцать ребят. Но после остановки у здания суда в городке Бандра Абдула пересадили в такси и отправили в пункт назначения в сопровождении лишь одной женщины в штатском, вид у которой был какой-то утомленный и скучающий. Они сели на заднее сиденье, и он из-за ее плеча мог рассматривать окрестности. За окном мелькали оживленные улицы пригорода, населенного в основном мусульманами, принадлежащими к среднему классу. Здесь царило вечернее оживление.

По обе стороны от темно-зеленой мечети тянулись магазинчики, которые, несмотря на дожди, вели активную торговлю. Халяльное мясо. Мебель на любой вкус. Назир-аптекарь. Больница «Хабиб». Посудная лавка с развешанными на крюках ковшами и кастрюлями. Ресторан с ярко-желтой дверью. Вдоль улицы были натыканы также потрепанные флажки-объявления с рекламой курсов по подготовке к экзаменам или агитацией в пользу политиков-мусульман. До того, как улочка осталась позади, Абдул успел заметить в конце ее столик, за которым сидел продавец детских вертушек.

Один из районов был обнесен толстыми каменными стенами, покрытыми мхом. Проем виднелся только в одном месте и представлял собой железные ворота, точнее, всего одну створку. Эта дверь была до странности маленькой, похожей на калитку. «Детский размер», – предположил Абдул, проходя через нее.

Вместо того, чтобы нырнуть в этот проем, он мог бы убежать, так как мысли его спутницы явно блуждали где-то далеко и она еле придерживала его за руку. Но он не сделал этого, а вошел внутрь и побрел по длинному полутемному проходу, в одной из стен которого находилась деревянная ниша с изображением индуистского божества. Коридор привел его в удивительно симпатичный дворик с пальмой посередине. Юные нарушители закона размещались в красивых корпусах в колониальном стиле. Их построили из песчаника англичане еще в девятнадцатом веке. Рядом примостились более новые сооружения – одноэтажные домики и хижины. В дни британского владычества здесь вешали преступников – как индийцев, так и англичан. Мальчишки в первый же день рассказали Абдулу разные страшные истории: мол, окровавленные тела преступников раньше скидывали в подвалы, и теперь привидения казненных каждую ночь бродят по колонии. Абдул, как и большинство детей, выросших в Аннавади, боялся призраков, но эти байки его не напугали. В последнее время его так истязали живые, что страх перед мертвыми притупился.

У него отобрали всю одежду и выдали форму, которая была ему велика, а затем препроводили в одну из хижин, где заперли в небольшой комнате со многими другими новоприбывшими. Все окна были наглухо закрыты, и в помещении было невыносимо душно и смрадно от большого количества теснившихся здесь тел. Через час из-за отсутствия свежего воздуха Абдул впал в странное оцепенение. В голове крутилась мысль: «Если меня вскоре не выпустят отсюда, я зарежу маленького ребенка и съем его». Позже он все поражался, как такое могло прийти ему на ум? Наконец двери распахнулись, и надзиратели раздали всем лепешки-роти. Но Абдула тошнило, и есть он не мог.

После этого его препроводили к служащему, регистрировавшему новых заключенных. Тут, к счастью, окна были открыты. Надзиратель, лысый, с грудью колесом, выглядел мрачноватым, но не жестоким. Недавно одна из центральных газет, The Times of India, опубликовала расследование об издевательствах в детских исправительных заведениях под заголовком «Колония Дорни – воплощение ада». После чего правозащитники забросали власти запросами: правда ли, что дети здесь не имеют нижнего белья и их заставляют пить из туалетов? В итоге условия содержания малолетних заключенных резко изменились в лучшую сторону.

Абдул сидел на полу в дальнем углу комнаты вместе с другими мальчишками, ожидая, когда надзиратель вызовет его по имени и занесет информацию о нем в коричневую бумажную папку. На противоположной стене висели портреты выдающихся индийцев. Из десяти Абдул узнал только троих. Конечно, среди них фигурировал Ганди, хотя глаза у него были по сравнению с изображением на банкноте достоинством в одну рупию какие-то безумные. Абдул помнил, что Ганди сочувствовал беднякам, одинаково тепло относился к мусульманам и индуистам, имел дружеские связи с англичанами, но при этом добился освобождения Индии. Также мальчик узнал Джавахарлала Неру, одного из отцов-основателей независимого индийского государства. Он казался практически белым человеком, будто всегда пользовался тем самым кремом Fair and Lovely. Таких светлокожих индийцев Абдул никогда в своей жизни не встречал. Третьим опознанным лицом был Бхимрао Амбедкар, в красном галстуке и очках в черной оправе. Он боролся за права каст неприкасаемых [72] и за человечное обращение с их представителями. Маленькие запыленные копии этого портрета висели на дверях многих хижин, где жили далиты [73] .

Кто были остальные деятели, Абдулу было неведомо. Он не знал их имен, как и имен многочисленных индуистских богов и богинь, чьи статуэтки в большом количестве стояли на столе у надзирателя. Наверное, Мирчи мог бы легко назвать всех знаменитых индийцев. Такого рода вещами была забита голова у тех, кому посчастливилось посещать школу.

После регистрации Абдула отправили в барак, где находилось сто двадцать два мальчика. Он лег рядом с остальными на холодный, выложенный плиткой пол. Через открытое окно явственно доносился лязг металлических ставен. Это торговцы из магазинчиков по ту сторону каменной стены запирали свои лавки на ночь. Наверное, он провалился в сон, потому что следующее, что он услышал, был призыв на молитву, который раздавался из громкоговорителя на минарете соседней мечети. Аллах-у Акбар. Господь велик.

Карам Хусейн считал, что неприлично молиться Аллаху, будучи грязным и не совершив омовения. Поэтому Абдул редко совершал намаз.

– Даже когда я молюсь, я думаю о работе, – признался он недавно Кекашан.

Однако его всегда успокаивал голос муэдзина, когда тот созывал верующих или объявлял о потерянных детях, которые находятся в мечети, облаченные в зеленые рубашки, и ждут, пока их отыщут родители. Хотелось верить, что все дети в безопасности, если они находятся под присмотром людей с такими голосами.