Тогда она была очень худой – кожа да кости. «Конечно, ведь она постоянно голодала, когда мы работали на апельсиновых плантациях, – шептала одна из тетушек остальным. – А теперь и не скажешь, что Айша из крестьян. Такая дородная и говорит с достоинством, будто никогда не месила с нами грязь.

Айша радовалась, что о ней восхищенно судачат. И вообще она была довольна, что на время сбежала от проблем Аннавади. Она приехала, чтобы подыскать жениха красавице-дочери, а заодно и похвастаться перед односельчанами, принадлежащими к земледельческой касте кунби, собственным относительным благополучием. Ее муж, Махадео, должен будет прикидываться трезвенником, она будет изображать примерную жену, Манджу вообще ничего не надо из себя строить: она и так хороша. Наверняка брачные предложения повалят валом, несмотря на то, что с формальным поводом их визита они не связаны.

Поводом послужила скромная свадьба родственников – без музыки, танцев и джалеби. Жених, один из племянников Махадео, все еще был в трауре по старшему брату, умершему от СПИДа, а незадолго до смерти еще и заразившему свою жену. Болезнь часто поражала жителей Видрабхи, хотя этот факт всячески скрывался. Если станет широко известно, что СПИД свел в могилу кого-то из родных Манджу, это может понизить ее цену на рынке невест. Однако деревенских жителей мало беспокоила причина недавней смерти молодого человека, равно как и то, что его вдову почему-то спрятали подальше на время праздника. И даже рассказы Айши их не волновали. Все напряженно поглядывали на небо.

То, что в Аннавади называли перерывом во время сезона дождей, в сельской местности звалось засухой. В июне ливней было мало, и миллионы хлопковых семян, высаженных весной, погибли. А ведь они были куплены за большие деньги. Это были генетически модифицированные, гибридные сорта. Считалось, что они специально приспособлены для нестабильного климата Видарбхи. Теперь понадобится материал для новых посадок, и значит, придется брать новые ссуды.

У кунби есть пословица, что в июле боги обычно спят. Родственники Айши надеялись, что в этом году они изменят своим принципам и будут бодрствовать, чтобы помочь людям. Даже ночью крестьяне не могли спокойно отдохнуть, а беспокоились о будущем.

За те двадцать лет, которые прошли с тех пор, как Айша и ее муж уехали в город, в их родных деревнях, находившихся в тридцати с лишним километрах друг от друга, многое изменилось к лучшему. Некоторые дома стали больше и капитальней благодаря тем деньгам, которые регулярно присылали уехавшие в Мумбаи. Государственные инвестиции тоже преобразили пейзаж: среди высохших полей появились новые школы, колледжи, красивые здания государственных учреждений с клумбами и зелеными лужайками, такими же ухоженными, как те, что разбиты неподалеку от отеля «Хайат» неподалеку от мумбайского аэропорта. Власти проложили также новый водопровод, но он не смог компенсировать уменьшения количества осадков, выпадавших в последнее время в Видарбхе. Аномальная засуха, а также незаконное и неконтролируемое расходование жителями воды из оросительных систем привели к катастрофе: ручьи пересохли, реки обмелели, течения изменили направление, рыба погибла, а посевы не взошли. Бедственным положением немедленно воспользовались ростовщики, фактически взявшие власть в деревнях в свои руки.

Многие отчаявшиеся крестьяне, попавшие в долговую кабалу, кончали жизнь самоубийством. Увы, в здешних местах это считалось традиционным способом решения проблем. Подобный сюжет уже давно стал привычным для фильмов о быте и нравах маратхов. Но старый мелодраматический стереотип продолжал существовать и в двадцать первом веке. По официальным данным, среди земледельцев Видарбхи регистрировалось около тысячи случаев суицида в год. При этом правозащитники предъявляли гораздо более страшную статистику. Однако, какими бы ни были цифры, самоубийства на севере Махараштры были уже не просто бытовыми драмами, а превратились в известный на весь мир символ безнадежного положения и крайней нищеты индийских сельских жителей.

Пылившиеся в архивах у местной администрации документы указывали, что старинное самосожжение было вытеснено более современными методами сведения счетов с жизнью. В папках хранили подмокшие и заплесневелые письма, в которых родные объясняли, что подтолкнуло близких им людей к страшному шагу:

Премьер-министр Манмохан Сингх покинул Дели и отправился с визитом в Махараштру, чтобы продемонстрировать свою озабоченность сложившейся в сельских районах ситуацией и готовность властей помочь в ее разрешении. Семьи совершивших самоубийство должников получат правительственную субсидию. Будут введены поощрительные программы для тех, кто обращается за ссудами в банк, а не к теневым ростовщикам. Эти программы предполагают рассрочку выплат по кредитам и их реструктуризацию, а также снижение процентных ставок.

Государство решило поддержать оставшихся из-за засухи не у дел деревенских жителей, гарантировав им сто дней в год оплаченных общественных работ. Такие меры предпринимались, кроме прочего, еще и затем, чтобы остановить бегство крестьян в мегаполисы, например, в Мумбаи. Но при этом родственники Айши абсолютно ничего не знали про широко разрекламированные шаги правительства по поддержке сельского населения.

Информация о распределении государственных субсидий всегда считалось инсайдерской, и ею успешно приторговывали власть имущие. Так, в одной части Индии за взятки продавались телекоммуникационные лицензии, позволяющие получить миллионы долларов дохода; в другой частные лица успешно «прокручивали» средства фонда, предназначенного для строительства спортивных сооружений международного уровня для Игр Содружества [76] . Членам парламентской оппозиции раздавались огромные взятки, чтобы они не мешали подписанию важного для политиков Ядерного соглашения между Индией и США [77] . А состояние сотни индийских олигархов равнялось примерно четверти национального ВВП.