За окном кареты стало заметно темнее: деревья сомкнули свои ряды. Через лакея кучер осведомился, повернуть ли назад или продолжить путь по Булонскому лесу.

— Пусть едет дальше, — приказала Анжелика, не дожидаясь согласия Филиппа.

Затянувшееся молчание оказалось нарушенным, и, воспользовавшись этим, она быстро спросила:

— Вы слышали, какие глупости рассказывают, Филипп? Говорят, будто вы собираетесь жениться на дочери Ламуаньона.

Молодой человек склонил красивую белокурую голову.

— Эта глупость — чистая правда, дорогая.

— Но…

Анжелика собралась с духом и бросила, словно вызов:

— Но это невозможно! Ведь вы — образец элегантности! Что привлекательного вы нашли в этом жалком кузнечике?

— Ее привлекательность меня совершенно не интересует.

— Но тогда на что же вы польстились?

— На ее приданое.

Итак, мадемуазель де Паражонк была права. Анжелика с трудом сдержала вздох облегчения. Если все упирается в деньги, то вопрос можно уладить. Но она постаралась придать своему лицу огорченное выражение.

— Ах, Филипп, я никогда не думала, что вы такой меркантильный человек.

— Меркантильный? — повторил дю Плесси, недоуменно приподнимая брови.

— Я хочу сказать: неужели вы настолько привязаны к земным благам?

— А к чему, по вашему мнению, я еще могу быть привязан? Отец никогда не готовил меня к вступлению в церковный орден.

— Но даже не посвящая себя Богу, можно считать поводом для брака нечто куда более ценное, чем деньги!

— Что именно?

— Ну… Любовь.

— А! Если вас беспокоит именно эта сторона… вопроса, то смею вас заверить, моя драгоценная, что у меня есть вполне серьезное намерение подарить этому маленькому кузнечику кучу детишек.

— Нет! — в бешенстве воскликнула Анжелика.

— Она получит их в обмен на свои деньги.

— Нет! — повторила Анжелика, топнув ногой.

Филипп повернулся к кузине с весьма обескураженным выражением лица.

— Вы не хотите, чтобы я подарил детей своей собственной жене?

— Речь не об этом, Филипп. Я не хочу, чтобы она становилась вашей женой, вот и все.

— А почему она не должна ею становиться?

Анжелика тяжело вздохнула.

— Ах, Филипп, вы ведь посещаете салон Нинон, и я не могу понять, как вы до сих пор не научились улавливать саму суть разговора. Все эти ваши «почему», ваш изумленный вид в конечном счете заставляют ваших собеседников ощущать себя последними дураками.

— Быть может, так оно и есть? — заметил дю Плесси с едва заметной улыбкой.

Увидев эту улыбку, Анжелика, готовая продолжить словесную баталию, ощутила прилив какой-то странной нежности. Он улыбался… Почему он так редко улыбается? Ей показалось, что лишь она одна может понять его и заставить так улыбнуться.

«Дурак», — говорили одни. «Зверь», — утверждали другие. А вот Нинон де Ланкло сказала: «Когда лучше его узнаешь, начинаешь понимать, насколько он хуже, чем можно ожидать с первого взгляда. Но, когда узнаешь его еще ближе, замечаешь, что он намного лучше, чем кажется вначале… Дворянин до мозга костей… Он принадлежит лишь королю и самому себе…»

«А еще он принадлежит мне», — с яростью подумала Анжелика.

Она злилась. Что требуется, чтобы вывести этого человека из его беззаботного безразличия? Запах пороха? Отлично! Он хочет войны — он ее получит. Она нервно оттолкнула Хризантему, кусавшую кисточки ее накидки, и, невероятным усилием воли подавив раздражение, беззаботно спросила:

— Филипп, если вопрос всего лишь в том, как поправить бедственное финансовое положение, то почему бы вам не жениться на мне? Денег у меня много, и я не потеряю их из-за неурожайного года. Мои дела идут великолепно, и доходы будут только увеличиваться.

— Жениться на вас? — повторил дю Плесси с искренним изумлением.

И презрительно расхохотался.

— Мне? Жениться на шоколаднице?! — выплюнул маркиз.

Анжелика густо покраснела. Этот несносный Филипп всегда умел вгонять ее в краску, заставляя сгорать от стыда и гнева. Сверкнув глазами, она заявила:

— Можно подумать, что я предложила вам соединить кровь простолюдинки с королевской кровью! Не забывайте, что я — урожденная Анжелика де Ридуэ де Сансе де Монтелу. Моя кровь столь же чиста, как ваша, любезный кузен. Даже чище вашей, ведь я принадлежу к более древнему роду, и моя семья появилась еще до первых Капетингов, между тем как вы по мужской линии можете похвастаться лишь бастардами Генриха II.

Некоторое время Филипп, не моргая, изучал собеседницу. Казалось, в глубине его светлых глаз пробуждается некий интерес.