– Не пойдем на совет нечестивых! – бородач в безрукавке широко перекрестил язычника. – Мы рабы Божии, но не человеков. Кто на Руси первыми на битву выезжали? Монахи!

– Батюшка, – не удержавшись, спросила его Лена, одновременно смущенно и напористо, – а правда, что яблоки и сливы нельзя сейчас есть?

– Я не батюшка. А ты потерпи, – он повернулся к ней, ласково оглядывая. – До Преображения.

– День плодов, – язычник лязгнул зубами. – Все ваши праздники – наши! Был день Перуна – стал Ильин.

– Да чего ж вам делить тогда? – выкрикнул Виктор.

– Папа, идем! – Таня тянула его прочь.

Ветер внезапным порывом пришел ей на подмогу.

Брянцевы оказались среди другой толпы – самой большой, голов семьдесят. Здесь говорили яростно и ненасытно. Тон задавали бабульки в пестрых нарядах, преобладал красный цвет. Они держались все вместе, точно как сегодняшние старухи на поминках, но в отличие от тех, каких-то серо-волглых, были бойцовыми и яркими.

Грудастая юная девица в зеленой футболке с красной звездой, очевидно, их опора, покачивала двумя темными косицами и излагала звонко:

– А третьего выйдем всем миром! “Трудовая Россия” зовет на народное вече! Заранее решили, за четыре месяца, чтобы каждый мог добраться. Захотим – миллион соберем.

– Третьего? Чего третьего? – пронеслось по толпе.

И обратной волной:

– Чего-чего? Октября! Октября третьего!

– Мы девятого мая сто тысяч вывели. Нам от страха Красную площадь открыли. А осенью, третьего, миллион соберем и власть себе заберем. Из капли наше море зародилось! Эту каплю Анпиловым зовут. Он сам ходил с рюкзаком, газету свою раздавал, и потек за ним народ. Сколько нас молотили! В прошлом году мы к Останкину ходили, просили эфира. Палатки поставили. И дальше всё, как в песне: двадцать второго июня ровно в четыре часа… Помните? Помните, что было?

– Таисия Степановна после этого померла, – зазвучало из толпы, – Сорокина!

Заголосили бабули, похожие одновременно на цыганок и матрешек:

– Костей наломали, что хворосту!

– Схватят, раскачают, и о бордюр…

– Всю площадь у Останкина кровь залила, – девица качнула бедрами.

– Даешь Останкино! – выкрикнул Виктор не своим голосом и похолодел, как будто слова вырвались помимо его воли.

– Ты чего, пап? – зашипела ему в ухо Таня.

– Правильно, гражданин. Приходите третьего! Мы в этом году бой дадим. – Звезда на майке у девицы блестела липко и заманчиво, как разрезанная помидорина.

– Жди, пойдет он, – недовольно забормотала Лена. – Пускай в палатке тогда и живет.

– А перед девятым мая украли нашего Анпилова, – продолжала девица. – Рот заклеили, пальцы сломали, двое суток держали за городом. Без него демонстрация шла. Был бы с нами Анпилов – пошли бы на Кремль! Ничего, готовьтесь к осени. А мы и сейчас уже многого добились.

– Чего-о? – вызывающе спросила Лена.

– Чего? А мы, например, тетя, Мавзолей отстояли.

В толпе кто-то засвистел.

– Всё не так! Ленин ваш империю разрушил, – вступил в разговор тонкокостный юноша в черной рубашке. Лоб ему закрывала пшеничная челка. – Ленин народ швырнул в котел революции и сварил, как кусок мяса! Кто царя расстрелял?

– В царе, молодой человек, не было ни капли русской крови, – раздельно произнесла девица.

– У вас… – юноша быстро покосился на нее. – У вас звезда пятиконечная. И над Кремлем звезды. Под этим знаком русских косили!

– А у вас-то знак какой? – возмутилась одна из бабулек. – Как у фашистов! Тьфу!

– Это звезда Богородицы!

– А Богородица русская была? – дал петуха какой-то дедок.

– Сегодня в Кремле – новые большевики, – говорил юноша упрямо. – Их внуки родные. Взять Гайдара…

– Гайдар деда предал! За варенье и за печенье, – ответила девица. – Он – Мальчиш-Плохиш.

Бабули поддержали ее радостным смехом и захлопали в ладоши.

– Вам Россия нужна как донор, – выводил юноша. – У вас гимн “Интернационал”! Ваш Анпилов журналистом в Африке работал. Дикарей кормили за счет русского народа.

– Не в Африке, а на Кубе. А твой Баркашов кто? – спросила девица. – Слесарь!

– Пролетарий, ага, – юноша тряхнул челкой. – Мы людей на классы не делим. Главное, чтоб единство было. В Калининском районе на Кубани черные девчонку изнасиловали, менты под ними, бездействуют. Наш соратник Сергей Слепцов собрал сход, всех черных из станицы прогнали.

В толпе захлопали.

– Осенью у нас сборы. Приедет тысяча здоровых мужиков. Сюда, в Москву. Пройдем маршем и победим. России – русский порядок! Есть вопросы? – Юнец мотнул головой, и личико его, забагровевшее, пролетело, как ягода рябины, выплюнутая из трубочки. – Слава России!

Сильно рванул ветер.

Люди перед музеем замерли и стихли. Все словно бы пригнулись.

– Ну, Лен, ты за кого? – умиленно обернулся Виктор.

Жена смотрела на него округлившимися от злости глазами: