Он разжал хватку, продолжили смотреть фильм, но оба уже не смотрели.

Виктор думал: “Во сглупил я, хрен его пойми, как надо… Теперь решила, что я ненормальный”.

Лена думала: “Ага, очередной типчик. Был уже один. Сначала руку ему дай, потом целовать полезет, потом лапаться, и дальше чего? А ничего. Надо их учить. Обиделся… Да ну его, психованный какой-то, слюнтяй. Наверно, больше никуда меня не позовет. Ну и пожалуйста”, – и тотчас ей стало грустно.

С полгода назад она рассталась с Костей.

…Всё началось накануне седьмого ноября. Лена возвращалась с работы, заглянула в магазин и с тяжелой сумкой подходила к дому, когда наперерез из мрака бросился кто-то, в свете фонаря отбрасывая хищную тень. Раньше она изредка сталкивалась – в лифте и на улице – с ним, жившим этажом выше, но они никогда не разговаривали. Обычно он был при овчарке, поджарой и серой. Сейчас он без слов выхватил у Лены сумку и прямо в лицо выдохнул облако пара, в котором смешались запахи животного здоровья и жестокой осени. Над губой темнела жирная полоса щетинистых усов. Черноплодные, навыкате глаза разглядывали озорно и цепко.

– Пошли помогу, – сказал, как приказал, и они поднялись к ней.

– Спасибо, – сказала Лена.

– Спасибо не красиво. Зачем ты всё дома киснешь? Работа – дом, работа – дом, я давно за тобой наблюдаю… – У него была бодрая скороговорка. – Пойдем подышим. С Радаром, что ли, погуляем.

Она почему-то легко подчинилась, уговаривая себя: а почему нет, интересный человек, да и гулять действительно полезно. Среди туманов и мрака, по скользкой листве, по грязным дорожкам она битый час выгуливала с ним его собаку. Этот Костя коротко отрапортовал о себе: был ее старше на десять лет, не женат, спортсмен, альпинист, по совместительству учитель физкультуры. Собака лаяла и оглядывалась, и Лене делалось не по себе.

– На! – он протянул поводок. – Боишься ее?

– Боюсь!

– Не бойся, кому говорят!

Теперь Лена бежала, поспевая за зверем, который рвался в стороны, больно вытягивая ей руку. Костя трусил рядом и разговаривал снисходительно и резко, как с ученицей:

– Парень у тебя есть, нет?

– Я на этот вопрос отвечать не хочу!

– Нету! – уверенно сказал он, присвистнул – собака оглянулась, поводок ослаб.

Вернулись к подъезду; он привязал собаку к облетающему тополю, сели на лавочку, где кем-то заботливо в несколько слоев была постелена газета.

– Замерзла? – обнял, сжал, потряс. – Чего дрожишь? Надо больше гулять и привыкнешь. Будешь со мной гулять?

– Буду, – сказала одеревенело.

Собака заухала густым раскатистым басом, дернулась раз, другой, отвязалась, подскочила, тяжело дыша.

– Привяжи ее, пожалуйста…

– Не бойся ты, – Костя нежно погладил Лену по скуле, шершавым пальцем провел по губам. – Надо тебя погреть. – Взял за затылок правой рукой, левой сильнее смял плечо и вдруг поцеловал, мокро и горячо.

Он как будто бы вгрызался. Его усы щекотались и кололись. Лена хотела вырваться – собака гавкнула. Девичьи и собачьи глаза на мгновенье столкнулись.

– Тоже… Тоже целуй… – придушенно сипел Костя. Дверь подъезда заскрипела, показался старик с клюкой. Костя оторвался. – Ну вот и погрелись! – сказал он жизнерадостно. – Еще подышим?

– Нет, я домой…

– Как хочешь. Тогда и мы домой. Да, Радар?

Дома Лена помазала кремом над губой: усы отпечатались зудящим розовым следом. Назавтра был выходной, праздник. Она проснулась с болью в горле, смотрела по телевизору парад и думала, что до этого поцеловалась коротко и вскользь в пионерлагере с мальчиком из Еревана Арамом, потому что в карты проиграла поцелуй, и еще на вечеринке в техникуме, напившись портвейна: Дима Зоммер, худой блондин, ей очень нравился, но погиб под электричкой.

Набрала подружку Олю с работы, затем мачеху. Обеим сказала одинаково и хвастливо: “Тут у меня ухажер появился. Забавный такой. Представляешь, я на седьмом этаже, а он на восьмом!” Оля сказала: “Смотри, чтоб не изнасиловал, а вообще удобно, будете пешком друг к другу ходить”. Валентина принялась за советы: “В жизни что главное? Терпение. Ты его только не отваживай. Сразу покажи, какая ты добрая, нешумная. Скажет что поперек – ты терпи. Может, путное у вас и выйдет”.

Ближе к вечеру Костя позвонил в дверь:

– Идем гулять?

– Неохота. Простыла что-то.

– Лечиться надо! Сегодня же праздник! Собери на стол, отметим.

Он убежал к себе и вернулся с бутылкой каберне, уже початой. Лена впустила, торопливо выложила шпроты, нарезала сыр и колбасу, сели, выпили. Закашлялась. У вина был гадкий вкус, как будто его разбавили водкой. По телевизору передавали концерт, и большой детский хор горланил звонко, до ряби на экране, песню “Старый домик”. Пятым во втором ряду разевал рот смуглый и курчавый, в белой рубашке и с красным галстуком, – вылитый Арам, за всё это время так и не выросший: