– Кто там? – спросила женщина из травы за спиной у Виктора, и он остановился.

– Уражцев, – сказал другой женский голос.

– Первый демократ был. Армию разваливал. А нынче вон как орет.

– Ой, да успокойтесь вы уже! Хватит провоцировать.

– Это я провоцирую?

Виктор, не дослушав женщин, но слыша каждое жестяное слово оратора, заскользил снова. У подножия холма он обнаружил еще один костер, почти погасший, скудно дымивший над малиновой россыпью углей, которые озабоченно ворошила обрезком трубы круглая блондинка в телогрейке. Возле костра, следя за этим ворошением, сидели несколько мальчишек и девчонок, по виду не сильно старше его Тани.

– Вы кто такие? – спросил Виктор дрогнувшим голосом, чувствуя, что его притягивает их круг.

– Мы – ПОРТОС, – девушка передала трубу светловолосому юнцу, готовно продолжившему ее дело, и, выпрямляясь, одарила Виктора улыбкой, ласковой, но монашеской.

На высоком стальном флагштоке, врытом в землю, шевелилось большое знамя зелено-красно-черного цвета с белыми латинскими буквами.

– Поэтизированное общество разработки теории общенародного счастья, – звонкой скороговоркой перевела девушка. – Слыхали таких? Гриценко, погодь! – Она отобрала у юнца трубу, опустилась на корточки, достала из-за пазухи смятую в ком газету, накрыла угли, и через мгновение засверкали веселые кудри огня. – Деревяшки кидаем! Деревяшки! – запричитала она, все вскочили и принялись подносить и подкладывать ветки и палки, сложенные рядом в кучу.

Костер разгорался, жадно давясь.

Девушка опять встала, посмотрела на Виктора в упор светло-голубыми и какими-то отчетливо девственными глазами.

– Скоро подкрепление с Украины приедет. Вы не с Украины, нет? У нас в Харькове много ребят, в Одессе тоже. Мы считаем, что каждый человек может стихи писать, у нашего костра все желающие стихи читают.

– А еще устную газету выпускаем, – подхватил черноволосый увалень, бесстрашно поправляя руками сучья в огне.

– Правильно вспомнил, Пряников! Устная вечерняя газета. Каждый рассказывает, чего хорошего за день сделал.

Площадь опять закричала и захлопала.

– Решение Конституционного суда обязательно для исполнения, – кто-то грозно завывал в микрофон, как ветер в печной трубе. – Ельцин отрешен от должности, и отныне все его указы незаконны.

Виктор мелко сплюнул в костер.

– Не плюйте! – обидчиво вскинулась одна из девчонок. – Себе дороже! Кто плюет – силу расходует. Там, где тратится слюна, начинается война.

– Ладно, уговорили, – усмехнулся он и двинулся на площадь, в которую перетекало подножие холма.

– Возвращайтесь, будем стихи читать! – донеслось ему в спину.

Первые ряды были свободными и разрозненными: люди бродили, общались друг с другом, но ближе к зданию народ плотно стоял под флагами, то и дело подхватывая хором новую кричалку.

Дворец, белый и огромный, со множеством поблескивавших на солнце окон, нависал над площадью, весь словно из снега и льда. На длинном балконе было темно от ораторов. Ветер наискось тянул мимо них дым костров, похожий на отдельное главное знамя.

– Их проклинают матери! – Виктор узнал горделиво-грудной голос чеченки Сажи Умалатовой. Прищурившись, увидел ее коричневое кожаное пальто, медную копну волос, дирижирующий кулачок. – Они врут про нас из своего Останкина, которое империя лжи! Вчера у костра молодой человек спросил меня: “Сажи, как нам победить? Куда нам надо идти?”

По площади прошла судорога. Внезапно – от нижних стеклянных стен до подножия холма – полетела разрозненная перекличка.

– На Останкино!

– На Кремль!

– Останкино!

– Куда? В Останкино, куда!

– Мэрию сначала!

– Кремль!

– Даешь Останкино! – истошно выдохнул Виктор, повинуясь неведомой силе, потянувшей из его души крик.

– А я сказала ему: иди к людям. Иди к другу, соседу, брату, свату. К незнакомому человеку иди. Набери незнакомый телефон. Найди простые слова… – Сажи задела по микрофону кулаком, и на всю площадь хрястнуло, как будто кто-то бросил трубку. – Банду Ельцина под суд!

Толпа впереди замахала флагами, заголосила хором.

Невдалеке от Виктора покачивалась ухоженного вида румяная пара. Мужчина в коричневом свитере грубой вязки обнимал сзади женщину в красивой розовой куртке. Ветерок прибил к Виктору смешанный запах вина и духов и сочный, с задыханием голос:

– Ой, Дань, мы же его прогоним? Бориса, Дань! Ха-ха-ха!

Справа от Виктора крепенький, но облезлый мужичок, видно, себе на уме, крутил колесико транзистора с выставленной антенной.

– Что слышно? – поинтересовался Виктор, распознавая родственную душу.