– Спасибо вам: – и наклонился, чтобы поцеловать руку.

– У вас лицо Гумилева, – тихо сказала певица.

– Меня даже зовут так же, – ответил я.

– А вы знаете, за что на самом деле его убили? – вдруг сказала она. – Среди чекистов было множество фанатичных поклонников Блока… «Двенадцать», «Скифы»… и они принесли Гумилева в жертву на его могиле…

Я почувствовал, как пальцы Аннушки впиваются в мой локоть. Так что делиться своими сображениями я не стал.

Он ушел сразу, без обычной процедуры, и сразу увидел барона. Барон стоял на палубе небольшого катера. Небо было синее, но солнце еще не поднялось.

Холодный ветер бил ему в лицо, раздувал полы длинного кожаного пальто, забирался под воротник. По серой реке навстречу плыли рыхлые серые льдины.

Темные щетинистые берега: И вдали, совершенно ни к селу ни к городу – белая светящаяся башня с зубчатым венцом, похожая на шахматную ладью. Все было утрировано, повышенно четко, будто каждый предмет рассматривался через толстую лупу, которая не только увеличивает, но и искажает, искривляет, выпячивает: И башни, конечно, видно не было, но барон знал, что она там, и представлял ее себе именно так. В действительности же башня стояла посреди заросшей больным тонким подлеском пустоши, где раскиданы были какие-то ржавые бочки, железные рамы, фермы подъемных кранов, где утонули в крапиве рельсовые колеи, где только бетонную дорогу недавно обновили, набросав свежие плиты поверх раздавленных: Сама башня была железобетонным цилиндром с решетчатыми галереями в два яруса, железными лестницами меж ними, и больше всего походила на недостроенную дымовую трубу исполинской электростанции. К ней примыкало плоское приземистое здание промышленного вида без окон, с фонарями на крыше; к нему и подходила бетонка. Два не совсем обычных человека охраняли все это, но в чем состояла необычность стражей, Николай Степанович решил не выяснять…

Он вернулся и долго сидел молча. Потом увидел, что руки его сжаты в кулаки, и заставил себя чуть расслабиться. Мысли барона были, конечно, недоступны, но настроение улавливалось. Оно было красно-черным, мрачно-торжественным, решительным, победным. Почти физически ощущалось, что он задумал и что хотел исполнить. А зачем: но этот вопрос барон не любил.

Успеть перехватить. Как?

Ближайший рум – в полутора тысячах верст…

Рука сама скользнула в карман. Карточка Коломийца. Охранное-розыскное агентство «Джин».

– Евгена Тодосовича: Пусть позвонит по номеру: Да, немедленно.

Звонок.

– Коломиец, это я. Ты можешь организовать чартер в Нижневартовск? Человек на шесть. Разумеется. Прямо сейчас. Хорошо, жду: Через полтора часа?

Устроит.

Тигран, Брюс, Илья, Василий. Гусар. В одну машину. Василий за рулем. Водитель от Бога. На поворотах не тормозит. Коломиец уже на углу, огромный.

Потеснимся: Опять светает. Невнятные сумерки. Дождь.

Внуково.

Не сюда: Ага.

Коломиец расплачивается, расписывается. Посадка в маленький «мистраль».

И ты с нами, Тодосович? Да.

Пилоты не удивлены, стюардессы тоже. В Нижневартовск: богатый край, край богатых: могли бы просто купить самолет…

Короткий разбег, взлет. Дождь ритмично вспыхивает рубином. Мгла набрякших облаков.

Очень круто вверх.

Все: синий войлок внизу и над ним прозрачнейшее небо тех цветов, которым нет незатасканных имен. Солнце будет навстречу.

Круг замыкался: опять вертолет, хотя теперь тесно в салоне, тесно и жарко.

Опять тайга внизу, но не заиндевелая, и даже темный снег лишь по обратным скатам. Чешуйчатый блеск реки – наискось – дорога, выскобленная борозда.

Долго над дорогой, невозможно долго…

Вот это? – показывает пилот.

Николай Степанович смотрит.

Да.

Темно-зеленый крытый грузовик скрывается в распахнутых воротах приземистого здания…

12

Знай, я, стоящий перед тобой, был удавлен,

расстрелян, утоплен, зарезан, даже погребен и

вздернут на виселицу…

Это противоестественно, невероятно! Многое

еще остается непонятным под взирающими на нас

планетами. Я – не живой, не мертвый; в нашем

мире есть существа с обличием человека, однако

не принадлежащие к человечеству.

Мишель де Гельдерод

Они опоздали на минуту. Может быть, на несколько минут.

Вертолет завис над плоской битумной крышей круглой башни, и все выпрыгнули, кроме Ильи – не стоило предоставлять пилотов самим себе. Крыша была захламлена какими-то разбитыми ящиками.