Глаза Евангелины метнули молнии. Она зашипела, прыгнула к Витязю, поднимая над головой когтистые лапы.

– Я… тебя!..

Кончик ножа Георгия засветился золотистым светом.

– Спокойно, Графиня! – бросил Витязь, сделав движение, будто собирался разбить бутылку об пол. – Я ничего не потеряю, ты потеряешь с и л у. Считаю до трех. Раз… два…

– Ты все равно не выйдешь отсюда живым! – пообещала Евангелина скрежещущим голосом, отступая.

В стене за ее спиной проявилась деревянная дверь, открылась. Оттуда выглянул крутоплечий кряжистый мужчина, черноволосый и чернобородый. В глазах его стыло безграничное равнодушие.

– Убей его, Потап! – прошипела верховная жрица, скрываясь в келье.

Дверь закрылась.

Бывший сотник оценивающе глянул на Георгия и, косолапя, двинулся к нему, доставая из-под полы черного кафтана длинный тесак.

– Лучше бы ты этого не делал, Потап Лиховский, – покачал головой Георгий. – В свое время ты уже один раз ошибся, защищая холуев Морока, и в результате стал зомби. А душу твою давно сожрал демон. Отправляйся к своему господину.

Георгий прыгнул в сторону, исчез из поля зрения Лиховского, объявился сбоку от него и одним ударом – Потап не успел ни отбить удар, ни уклониться – отсек голову бывшему предводителю хха, бывшему математику, бывшему человеку.

Не глядя на бьющееся в агонии на полу тело, Витязь приблизился к двери в келью, как бы раздвоился: плотное тело его осталось у двери, а прозрачный призрак фигуры прошел сквозь дверь, просочился в келью го-стхи, где Евангелина сотворила своеобразный алтарь. На этом сатанинском алтаре длиной в два метра, в форме мужских гениталий, лежала привязанная ремнями за руки и за ноги голая Владислава.

На животе юной женщины была нарисована пентаграмма, на лбу – изображение фаллоса. Вокруг алтаря горели шесть огромных свечей, стоявших в подсвечниках той же формы.

Евангелина, утратив облик демона, превратившись в разъяренную фурию с развевающимися волосами, подскочила к алтарю, поднимая обеими руками сверкнувший нож.

Георгий за дверью напрягся, готовый на несколько мгновений материализовать своего энергетического двойника и помешать жрице убить Владиславу. Но Евангелина опомнилась, опустила нож, выговорила хрипло:

– Поживи еще немного, непокорная! Будешь моим подарком Господину! Он тоже любит непокорных. Пожалеешь, что не согласилась стать послушницей добровольно!

Владислава не ответила, глядя перед собой остановившимся взглядом.

– Потерпи еще немного, девочка, – прошептал Георгий за дверью. – Скоро все закончится…

Он вытряхнул из бутылки каплю жидкости себе на ладонь и, когда эта капля превратилась в туманный шарик, швырнул шарик в стену холла.

Раздался грохот, взрыв, стены помещения содрогнулись, из щелей посыпался песок.

Евангелина в келье го-стхи в испуге оглянулась на дверь, пробормотала какое-то заклинание, схватилась за крест на груди. Перед ней возникла бесплотная фигура Всеволода Марьевича Калошина.

– Что там у вас происходит, Хозяйка?

– Немедленно вызывай Господина, наместник! – дрожащим голосом проговорила верховная жрица. – В храме Витязи!

Георгий, услышав эти слова, удовлетворенно кивнул сам себе и поспешил прочь от двери, скрылся в темноте коридора. В холле с несколькими дырами в стенах перед кельей хозяйки храма остался лежать труп ее слуги и защитника, успокоившегося навеки.

Илья нашел бункер с пленницами быстро – по «свечению» их эгрегорного поля, в котором преобладали «спектральные полосы» страха, обреченности и тоски.

Бункер располагался на самом нижнем уровне здания, на глубине примерно двух десятков метров под землей, и лестница, ведущая в коридоры этого уровня, а также пол и стены коридоров сочились сыростью и были покрыты клочьями светящейся плесени.

В гамме запахов, витавших в коридоре, преобладали запахи гнили, болота, сернистых соединений, среди которых вдруг иногда пробивались тонкие ароматы духов, и Пашин понял, что он на верном пути. По коридору недавно проводили захваченных девушек, оставляющих почти неощутимые материальные следы иных жизненных реалий, чуждых этому мрачному подземному миру.

Ни лестница, ни коридор освещены не были, хотя светильники торчали из стен через каждые четыре метра – все те же скульптурные изображения мужских половых органов, выходившие из двух полушарий под углом в сорок пять градусов. Но Илья в освещении не нуждался, находясь в состоянии, называемом адептами эзотерических учений Востока состоянием саммай.Он прекрасно видел в темноте и чувствовал все тонкие токи и вибрации пространства, благодаря чему избежал двух ловушек и засады хха, стерегущих пленниц.