Но теперь уже он говорил не так, как произнес свое первое приветствие. Начал он, как и все люди. Теперь же по-другому. Невидимая сила общается между, собой без слов. Стоит ей только подумать, как тот, к кому она обращается, видит эти мысли. Поэтому самая продолжительная речь длится всего одно мгновенье.

Такой была и речь старого Вия.

А говорил он о том, что земная, небесная и водяная невидимая сила не может впредь мириться с обидами и оскорблениями неблагодарных людей. Ведь люди считают ее враждебной им «нечистой силой». Они понапрасну боятся ее, рассказывают о ней всякую чепуху и небылицы, приписывают ей самые отвратительные поступки. И ругаясь, люди всякий раз называют друг друга именами Чертей, Ведьм и иной невидимой силы.

— Терпеть это все очень и очень тяжело! — говорил Вий (если перевести его мысль-речь на обычный человеческий язык). — И втройне тяжело — потому что несправедливо и глупо. Но хуже всего то, что люди, беспрестанно глумясь над нами, в то же время уверяют, что мы не существуем. Ни один Черт не может без слез слушать, как они повторяют, что нас «не было, нет и не будет!», и тем самым нас живыми кладут в гроб…

— Правда! Горькая правда! — вздохнули как один тысячи присутствующих, а старый Домовой даже всхлипнул. Плакала также и Чертова Мать.

— Так вот, господа, на нашей славной земле, на земле, где живут люди, о которых чужеземцы говорят так же, как все человечество о нас, мы должны найти способ, чтобы добиться справедливости. Мы должны заставить их прозреть. Пусть, наконец, они узнают, что мы существуем, что мы — всегда были и будем им друзьями, хотя они и думают о нас так гадко и всегда стремятся нам навредить!..

— Верно, верно! — откликнулись присутствующие.

— Уважаемое собрание! У кого есть предложения, прошу высказываться! — закончил Вий и опустился в свое роскошное кресло.

По залу пробежал тихий шепот. Все смотрели на мудрого Гуда и хитрого Боруту. Ждали, что скажут они. Но тут у входа в зал послышалась какая-то возня. Все обернулись к дверям и увидели на пороге Хапуна. Лицо у него было перепуганное, из-под ермолки струился обильный пот, новый бархатный лапсердак запылился.

Он встал прямо перед Вием и дрожащим, будто козлиным, голосом промекал:

— Прости, батька! Случилось со мной неожиданное приключение. Что значит — неожиданное? Может, это очень важное происшествие, батька!..

— Говори, слушаем! — махнул рукой Вий.

И Хапун начал рассказывать, что когда он летел сюда, то встретил у синагоги в Кременчуге убогого еврея. Еврей тот громко плакал и причитал, что лучше ему умереть, чем так ужасно бедствовать. Хапун не мог равнодушно пролететь мимо несчастного и, как велит ему долг, схватил того беднягу, чтоб отнести в Еврейское королевство. Боясь опоздать на собрание, он решил по пути подбросить этого еврея на часок к Чертовому Батьке. Но, к удивлению, еврей не захотел улетать с Украины. Он кричал, просился и так сильно упирался, что выскользнул из рук Хапуна и полетел вниз. Хапун бросился за ним, словно коршун за голубем, и уже у самой земли успел схватить еврея за шиворот. Но, коснувшись земли, тот пустился наутек, а в когтях Хапуна остался только драный люстриновый лапсердак. И случилось так. Поскольку еврей падал в толпу и было уже совсем темно, то Хапун, ловя его, схватил по ошибке другого костлявого человека с такими же длинными волосами, как и у того кременчугского еврея. Схватил и стремительно взмыл в небо. И, летя уже высоко над облаками, обнаружил при лунном свете свою ошибку. Правда, он сразу почувствовал что-то неладное, потому что тот, новый, не спорил, не выкручивался, а наоборот, изо всех сил размахивал руками и ногами, как бы помогая Хапуну лететь вверх. Когда же Хапун хорошенько его рассмотрел, — то увидел веселые глаза и добродушную улыбку на румяном лице.

Теперь уже и сам Черт испугался ошибки, да так, что чуть было не уронил свою ношу.

— Ты кто? — спросил он у молодого человека.

— Писатель! Работаю в газете, — ответил тот усмехаясь.

— Что значит — писатель? Ты — еврей?

— Нет, я не еврей, я — украинец.

— А как же ты меня понимаешь, ведь я говорю с тобой по-еврейски?

— Я знаю двадцать языков и еврейский понимаю.

— Ой, вей мир! — закричал во весь голос Хапун. — Что же мне с тобой делать? Я же Хапун!..

— Что ты — Хапун, это я знаю! — ответил ему писатель. — А вот что тебе со мной делать, это уж твоя забота, — раз ты взял меня на прогулку.

— Что за наваждение? — удивился Хапун. — Ты знаешь, что я Черт, и не боишься?

— А чего мне бояться?! — в свою очередь удивился писатель. — Хватал меня кое-кто и похуже чертей, да я не пугался. Я — человек казацкого рода. И деды мои Чертей не боялись, и я не боюсь никакой напасти. А теперь я даже рад. Во-первых, это — интересно и обогащает новыми впечатлениями, которые мне, как писателю, необходимы. А во-вторых, — я, сколько живу, не летал над облаками. А это очень приятно!

Слушая его, Хапун вытаращил глаза, как баран на новые ворота, хлопал ушами и решительно не знал, что же ему делать с этим странным человеком. Отпустить его он не мог, ведь тот наверняка бы разбился. И погибла бы человеческая душа, чему еще никогда ни один черт не был причиной. Отнести его в Еврейское королевство тоже было нельзя, ведь там принимали только евреев. А возвращаться назад поздно: Хапун знал, что он и так уже опоздал на заседание на Лысой Горе. У Чертового Батьки было темно: видимо, тот давно отправился на собрание. Что же делать?..