Тогда перед ним появилась Хуха Моховинка.

— Хуха! — закричал он не своим голосом и, дрожа, стал искать топор.

Старик оступился и снова увяз в глубоком снегу. От страха он не мог сдвинуться с места. И тогда услышал тоненький голосочек:

— Да, я — Хуха! И даже та самая, у которой ты в прошлом году разрушил хатку, а потом в доме у добрых детей хотел убить меня топором…

Старик затрясся еще сильнее. Он был уверен, что теперь Хуха отомстит ему.

— Но ты не должен бояться меня! — продолжала Моховинка. — Знай, что никогда Хухи не вредят людям, а наоборот — очень часто им помогают. Мы — добрые и не помним зла. Это же мы, Хухи, помогли тебе выбраться из сугроба. А теперь я выведу тебя из лесу Ничего не бойся и ступай за мной.

Но дед все не двигался с места. У него дрожали губы, он стучал зубами и не мог вымолвить ни слова.

— Ну, не теряй же времени. Пойдем! — сказала ему Моховинка и потихоньку побежала вперед.

На опушке, откуда были видны мигающие сельских домах огоньки, Моховинка остановилась.

— Вот теперь я доберусь до дома! — радостно проговорил старик. — Как же мне тебя отблагодарить? — спросил он Xvxy.

— Хухи не нуждаются в благодарности. Делать добро — наш долг. Но в память об этом дне я прошу тебя вот о чем. Не забудь, что ты обещал, замерзая в сугробе. И еще: расскажи людям, что с тобой приключилось; А теперь будь здоров!

В тот же миг Моховинка исчезла, но она слышала, как старик от души благодарил ее.

Она поспешила туда, где собрались все Хухи и где ожидала ее веселая вечеринка у старика Хо.

А дед благополучно добрался до своего дома и с тех пор стал убеждать и детей, и взрослых, что не надо бояться маленьких, добрых и симпатичных Хух.

ПОТЕРЧАТА

Дьячиха Евпраксия хлопотала возле печи. Она сердилась. Ужин давно уже перестоял, пора бы и спать ложиться, а дьяка Аверки все нет и нет. А для хозяйки, нет ничего хуже, чем ждать кого-то, а он все не идет.

— Не иначе, как угодил в болото! — сказала дьячиха сама себе и от досады бросила в печь целую охапку дров.

Дрова громко зашипели и затрещали так, будто бы там, в печи, кто-то щелкал орехи. По окнам, полу и потолку бегали розовые зайчики. За печкой застрекотал сверчок, комната наполнилась теплом. Стало светло и весело. Большой кот поднялся с лежанки, сначала выгнулся дугой, а потом потянулся, вздохнул и взобрался на колени к дьячихе. Тут он так славно начал мурлыкать, что у дьячихи отлегло от души. Она засмотрелась на огонь, перепрыгивающий с одного полена на другое. Казалось, что кто-то цепляет к поленьям белые, синие, розовые и желтые клочки блестящего и трепещущего шелка. Она положила на стол руки, склонила на них голову, вздохнула разок-другой и задремала.

Ждал дьяка-хозяина и Домовой. Он привык к тому, что дьяк, как и сам Домовой, редко уходил из дому надолго. И еще Домовой любил старого хозяина за веселый нрав и говорливость. Если дьяк и бывал чем-то недоволен, то забавно пел тоненьким, словно у мальчика, голоском: «Трижды, Господи, помилуй!» — по три раза кряду.

«Ишь ты, попискивает, словно комарик!» — усмехался тогда Домовой, тая от удовольствия.

Теперь, он загрустил…

Дьяк Аверка вышел из дому еще на рассвете и отправился в соседнее село на Храм. Давно уж стемнело, во многих домах погасили свет и легли спать, а Аверки все не было и не было…

Домовой забрался на крышу дома и уселся на теплую печную трубу. Оттуда его приятно обдувало легким дымком березовых дров и вкусным запахом ужина. Он осмотрелся, выхватил искру из дымохода, раскурил трубочку и продолжал наблюдать.

— И правда, не провалился ли он, случаем, в болото? — подумал Домовой именно в тот момент, когда внизу, у печи, то же самое проговорила дьячиха Евпраксия.

Он ещё немного посидел на трубе, загасил трубочку, чтобы на соломенную стреху не упала ненароком искра, потом заглянул в трубу, хорошо ли там горит, и начал спускаться с крыши.

Как и всякий уважающий себя Домовой, он долго колебался, стоит ли ему уходить со двора? Все ждал, что вот-вот дьяк скрипнет калиткой. А тем временем заглянул в собачью конуру: не спит ли Бровка? Посмотрел, заперла ли Ведьма хлев с коровами, снял ведро со сруба, чтобы оно не упало в колодец. Домовой чувствовал, как с каждой минутой в сердце его растет тревога за хозяина. Тогда он решил, что о хозяйстве можно не беспокоиться, ведь в доме была рачительная хозяйка, а на дворе — Бровка, и быстро вышел за ворота.

Стояла поздняя осень. Ночь была чернее сажи. Небо затянуло плотным темным сукном, сквозь которое не пробивался свет ни от одной звезды.

Домовой по-деревенски нахлобучил шапку на уши и быстро зашагал навстречу хозяину к большому болоту У дороги…

А в это время дьяк Аверка, на славу повеселившись на Храмовом празднике и слегка на подпитии, вышел из соседнего села и подошел к болоту с другой стороны.

За селом выскочила перед ним из-под ольхи маленькая, словно темный клубочек, луговая Хуха. Она заметила, что дьяк немного под хмельком, и побегала предупредить Потерчат, чтобы те заранее зажгли свои фонарики. Ведь только Потерчата могли показать дьяку Аверке путь в этом опасном месте. Иначе он — пьяненький — мог легко сбиться с дороги, оступиться и увязнуть в болоте.