Столь нелепое предположение так рассмешило Рина, что он не удержался а расхохотался во всё горло.

— Да что вы такое говорите, ади Даггемо! — укоризненно сказал Рин, утирая выступившие от смеха слёзы. — Давно уже я так не смеялся!

— Да… Действительно! Что это я? — сконфуженно пожал плечами Хайес. — Хотя, признай, что определённый резон в этом моём предположении был!

— Ну-у… — неопределённо пожал плечами Рин.

— Что ж… Отдыхай пока! Скоро мы опять двинемся в путь, — и Хайес, уже примирительно, похлопал по плечу Рина и отошёл в сторону, к айвонцу.

— Ну что, арвер, не жалеешь о своём решении? — тихо спросил его Оссу Та, слегка кивнув в сторону юноши.

— Нет. Не жалею, нкапи, — Хайес расправил плечи и оглянулся на Рина, который разыскал среди тел убытых врагов своего самого упорного противника и теперь, с любопытством, разглядывал его меч.

— Если бы мы всё это время тащили его силой (раз уж ты не мог заставить его идти с нами с помощью своего волшебства), то, как я теперь прекрасно это понимаю, у нас непременно бы возникли определённые трудности, — продолжил свою мысль рыцарь и добавил, ещё тише. — Как только мы достигнем Аймпарского монастыря, ты, уж будь добр, не тяни больше со своим колдовством! Видит Бог, парнишка этот весьма шустрый.

— А-а-а-ааа! — вдруг закричал Рин, роняя на землю шлем убитого и в ужасе отскакивая от поверженного врага.

— Эй! Что там такое, оруженосец? — поспешно направился в его сторону Хайес. — Чем тебя так напугал этот убитый, что ты шарахаешся от него, словно орхат от слёзария?

Рыцарь поспешно подошёл к Рину и, едва взлянув на труп, тоже обомлел.

— Это женщина! — юноша потрясённо смотрел на Хайеса и шептал заметно побледневшими губами. — Понимаете?!..Я сражался… и убил женщину!

Под бледным взором трёх лун, лицо поверженной противницы Рина едва заметно светилось, окутанное зеленовато-серебристым, призрачным сиянием. Несмотря на безобразный шрам, рассекавший всю её левую щёку и терявшийся где-то на горле, под воротником доспеха, лицо убитой было неописуемо прекрасным: тонкие, плотно сжатые губы, прямой, решительный нос, резко очерченные, токие брови, лишь чуть-чуть изогнутые, словно лук без тетивы, и над высокими скулами, огромные, серебристыеглаза, чью красоту можно было бы сравнить, разве что со слезой Игуна! Её волосы, столь же серебристые, как и её зрачки, пышной копной разметались по земле, на которой, напротив уголка рта, собралась маленькая лужица голубовато-серебрящейся крови.

Хайес ничего на это не сказал, а бросился к двум другим павшим врагам, в точно таких же доспехах. Решительно сняв шлем с первого их них, он нашёл затем, лежащую тут же, но уже отдельно, голову второго, и проделал с ней тожесамое. На этот раз это были мужчины, но без сомнения, того же племени, что и девушка, и столь же прекрасные лицом, как и она.

— Спаси меня и сохрани Всеведущий и Всесущный! — осенил себя кругом Хайес, вдрагивая и роняя голову на землю.

— Никогда ещё, во всём этом проклятом мире, не случалось, чтобы кивили арту путались с Тенью! — произнёс он, растерянно смотря на распростёртые перед ним тела.

Вокруг него, в том же потрясении стояли и, тот час сбежавшиеся со всех сторон, шоэны, понуро и даже испуганно опустившие головы. И все подавленно молчали.

— Грядёт последний шторм, и, повидимому, гребни волн завивать будет не только Кфал… Молитесь и не надейтесь на спасение, ибо отныне живой позавидует мёртвому! — несовсем понятно, но определённо усташающе высказался Оссу Та.

— Ладно! Хватит глазеть! — вдруг рявкнул Хайес, да столь неожиданно, что все невольно вздрогнули. — Са камрэ! А соту ну тамэ! [27]

И шоэны, словно бы пробудившись от страшного сна, тут же вновь поспешно вернулись к своим делам: кто — обтирать коней и поправлять подпругу, а кто — хоронить своих павших товарищей, а теперь ещё и кивили арту, ибо оставить их непогребёнными представлялось им делом совершенно немыслимым, пусть даже те, по неизвестной им причине и примкнули вдруг к их врагам. Рин тоже не смог стоять в стороне и, размазывая по лицу катящиеся из глаз слёзы, старательно помогал копать для кивили арту могилы.

Через четверть часа всё было закончено.

— Всё! Едем! — буркнул Хайес Рину, вскакивая на коня.

— Аггла вэ! — прокрикал он через мгновение, вздымая вверх руку.

Они давно уже выехали из леса, двигаясь навстречу окрасившемуся зарёй горизонту, а Рин всё оглядывался назад. Туда, где лежали, закопаные в обычную, сырую землю кивили арту — его, вдруг ожившая из самого детства, сказка. Сказка, которую он сам же и сразил своею собственной рукой!

Спина его пылала, а рук и ног он вообще не чувствовал. И вместо головы у него был самый большой колокол из Храма Мартера Хромого.