— Я повел бы рассказ от твоего имени, — говорил он. — Есть, конечно, риск, что какой-нибудь болван опять вообразит, что он умнее всех, и заявит, что у женщин на все свой особый взгляд. Думаю, гораздо лучше будет, если я напишу от своего лица. — Он закашлялся и, толком не отдышавшись, продолжал: — Но мне нужно взять другое имя. Может быть, подошла бы фамилия Ломниц или Оссовский.

Я через силу улыбнулась:

— Зачем же брать чужое имя?

Он ответил не сразу, но уж зато в полный голос, да еще наклонился ко мне через стол так близко, что я разглядела щетину на его щеках:

— Я должен взять чужое имя, чтобы не стало меня! И на сей раз я не позволю запугать себя этой столичной банде! Пусть не надеются — не раскрою карты!

— Макс, это же ни в одни ворота!..

— Я не подставлю другую щеку всем этим собратьям по перу!

Я схватила его за руку:

— Брось-ка, Макс! Забудь о них!

— Не выйдет, я не дам себя уничтожить!

— Забудь о них, Макс, — я снова попыталась его успокоить. — Ради Бога, пиши роман о Хиршфельдере, только забудь!

Потом я ушла, а он остался, и, наверное, это и правда был конец, которого все еще недоставало, сцена, необходимая для расставания; я сказала Максу, что это его сюжет. В общем, подарила историю, а занялся он ею или нет, рассказал ее или решил молчать, — не важно. Факты остаются фактами, и меня это успокоило, но в то же время я почувствовала тревогу, — ведь в обращении с фактами на писателя полагаться нельзя.