Повезло сибирским труженикам села: доярка, пресыщенная вниманием, и заскучавшая по своей любимице, отказалась от экскурсии в Московский Кремль. Отпустила своих помощников. А те ещё и метро повидать умудрились: отстали возле Царь-колокола, никто и не обратил внимания.

Только передовая доярка запаниковала: пропадут неопытные односельчане! Не пропали. Разобрались с крестьянской смекалкой, что и как, спустились под землю, заплатили по советской пятикопеечной монетке за человека и прибыли на станцию ВДНХ. Это было первое подземное путешествие будущего литератора. Потом бывал он и в Москве, и в Питере, пользовался услугами метрополитена. Но, каждый раз, входя в прохладный вестибюль станции, улавливая дальний аромат креозота от шпал, вспоминал Писатель то, первое, приобщение к подземному миру. Что поделать — писательская фантазия! Миллионы людей по всему миру просто каждый день ездят на этом удобном беспробочном виде транспорта, и не отягощают сознание размышлениями о подземном мире. А Писатель всю жизнь испытывал прямо-таки волшебное ощущение, передвигаясь по рукотворным ходам из одной сказочной пещёеры в другую.

Так вот, в этот раз в Кремль он не попал. Увидал бесконечную очередь у касс в Александровском саду и расхотелось к Царь-колоколу. Побродил по Арбату — тоже неинтересно, не то, что в перестройку, учинённую в экономическо-политической панике восьмидесятых! Голодно было, зато весело. Перемен ждали. Друзей и знакомых решил не навещать и о своём пребывании в столице не докладывать.

Вечерком двинул на Кострому. Уже в вагоне вдруг осознал, что весь день спину холодил чей-то внимательный взгляд. Словно кто-то неотрывно следил за ним. Следил умело: весь день ничего Писатель не подозревал. Лишь когда слежка прекратилась, и поезд тронулся, пришло ощущение освобождения от чужого глаза. Ненадолго, как выяснилось: всего на шесть с небольшим часов. На перроне вокзала снова ощутил литератор холодок между лопатками. Опыт появился: в Москве ничего не чувствовал.

«Мнительный я стал, жизнь в последнее время была больно нервная. Хорошо хоть бирочку с могилки Старца в надёжное место спрятал. Историческая вещь. И ювелир ещё божился, что из чистого золота, он-то должен разбираться. А следить за мной кто может? Правильно — никто. Кому надо? Отдохну малость, и нервишки в порядок придут. Поживу у Архипки, труды Льва Николаевича Толстого заново перечитаю, Наверное, ещё и за грибочками до снега сходить удастся. А Плиту могильную, как в Чумске буду, сдать надо музейщикам в дар. Или монастырю. Да, лучше монастырю. Поди строго судить не будут, что такую ценность утаивал? Так никому до неё дела не было, в грязи лежала. За такой подарок простят. А вечерами буду доить старика Незванова по сбору материала. Много хороших эпизодов о золоте прописалось, пристегнуть пока не к чему. Похоже, чумский сюжет окончательно развалился».

***

Архипка (сто девятнадцатый годок а всё так кличут), тяжело опираясь на сучковатую палку, отполированную в верхней части задубевшими старческими ладонями, вышел за ограду своего домишка на окраине города. Погоды стояли дивные, бабье лето! Любил старик пешие прогулки, считал, что для здоровья необходимы. И не ошибался. Только про возраст свой никогда не поминал. При обмене паспорта ещё в советское время ухитрился сбавить себе пару десятков лет, понимал, сильно интересоваться будут: как такое долголетие возможно. А он и сам не знал как. Сколько на роду написано, столько и жить. Ещё в восемнадцатом году при отступлении Колчака холодный, голодный, обмороженный, понял Архипка Незванов, что долгий век ему отмерен. Понял и всё тут. И паспорт загодя подсуетился с новой датой рождения выправить: получился старик древний даже с урезанным возрастом, но столько живут — никто внимания особенного не обратит.

Из Сибири внук однополчанина, имя по старости запамятовал, отбил телеграмму, что скоро, дескать, приедет навестить. Поздно спохватился. Знал Архипка, зачем незваные гости к нему являются. Колчаковский клад дурным головам покоя не даёт. Бог весть какими путями прознают про его службу у Адмирала. Ходят, выспрашивают. Надоели. Ещё одного нелёгкая несёт! Прогнать бы, да нельзя — всё-таки вместе с его дедом армейскую службу тянул.

Осиротевший Институт

Работа не шла. Главный, хоть и привыкший считать себя образцово-показательным руководителем, наконец, осознал, что Двигателем прогресса в их трудах была Лилия Эльрудовна Чистозерская. В письме на электронную почту Института, отправленным Лилией почему-то из Биробиджана, она сообщала, что срочно выехала по семейным обстоятельствам на Дальний Восток. Когда вернётся, не знает. Просит оформить отпуск за свой счёт с открытой датой.

Не шло дело…

Пошло, лишь, когда приняли на работу временно исполняющего обязанности ведущего специалиста Петрова Петра Петровича. Рекомендовали его, как знающего и компетентного, люди, чьё мнение Главный не привык оспаривать. Он даже по именам этих людей не знал. А где живут и как выглядят и подавно. Открывал личную почту, читал послания и никогда не задумывался, почему он выполняет предложенные в них действия.

Пётр Петрович — человек трудолюбивый, сам вкалывает и сотрудники за ним легонько, в охотку, поспевают. Личного обаяния ему не занимать. В тематике Института крепко подкован. Непонятно только, где прошёл подготовку. ИИВЖН — штучное изделие. Нет больше НИИ такого профиля.

В кабинете Чистозерской ничего Пётр не менял. Даже табличку с её именем на двери просил не убирать: «Временный я сотрудник, вернётся хозяйка, а у нас её рабочее место в неприкосновенности сохранено. Может, и мне какую-нибудь небольшую ставочку пробьём да сообща трудиться будем».

Очень интересовался новый работник личностью и способностями госпожи Чистозерской. С кем общается, кто в филиалах с ней сотрудничает. Для пользы дела интересовался. Только не дела ИИВЖН.

Понял это Главный, когда Петров принёс и положил ему на стол распечатку новых указаний от важных людей.

— Это вроде пароля. — Сообщил, посмеиваясь, но в рамках приличий.

— Да. Стало быть, просят Вас любить и жаловать. Пароль, как говорится , не нужен. Думаю, сработаемся.

— По-другому никак.

— Пётр Петрович, а что это за люди? Я, конечно, полностью доверяю их компетентному мнению, но вот встречаться не довелось.

— Какие Ваши годы. Много чего не знаете. И, поверьте, лучше не забивайте голову лишней информацией. Ведь знаете прекрасно, что люди эти оказывают неоценимую помощь в работе Института.