— Что же тебе непонятно?

— Я не знаю главного — кто шеф банды.

— Поясни, почему считаешь это главным.

— Знаешь, у меня такое чувство, что это еще не конец аферы. Ну, например, милиция ничего не знает о взломщике, том воре-домушнике, который через подвал проник в дом и которого я застукала в гостиной. Боюсь, и многое другое им неизвестно. Но главное — шеф. Сначала я думала, это шаман, а теперь сомневаюсь. Всего вероятнее, он на свободе, значит, до финала еще далеко.

— А еще что тебе неясно?

— Чем занималась банда. Так никто толком и не сказал. Опять приходится самой догадываться. Если я правильно поняла, преступная деятельность шайки заключалась в том, чтобы вывозить за границу все, что находит там сбыт: произведения искусства, предметы старины, драгоценности. Картины, всякие там Ватто, Ренуары и Коссаки, переправлялись через границу под видом ковриков с лебедями, старинные иконы — под видом штампованных металлических подносов с патриотической символикой. Говорят, старинную шпагу одного из придворных Сигизмунда Августа им удалось переправить в толстенной сувенирной трости. А в рукоять шпаги был вставлен рубин размером с кулак!

В шайке у каждого было свое амплуа. Одни раздобывали редкости — скупали или крали, другие маскировали ценности под халтурные поделки ширпотреба. Вроде бы у шамана была целая мастерская по производству таких китчей, но тогда мне опять непонятна вся история с передачей ему уже готовых поделок, В обязанности третьих входила пересылка готовых изделий за границу. Видишь, довольно сложное производство, кто-то же должен был всем этим руководить? Кто?

Марек внимательно слушал, не перебивая меня ни словом и даже не улыбаясь, немного снисходительно, немного насмешливо, как это он обычно делал. Я продолжала:

— Теперь вот еще комод. Почему этой мебели придается такое значение, почему капитан велел мне бегать по мебельным магазинам и столярным мастерским в поисках именно комода? Но даже не это самое странное. Больше всего меня удивляет другое… Я не докончила, искоса глянув на невозмутимое лицо любимого человека. Тот счел нужным отозваться:

— Что же кажется тебе самым странным?

— То, что мне разрешили догадываться обо всем. И не просто разрешили, а прямо-таки всячески поощряли — дедуцируй, мол, на здоровье. Ведь догадки я строю не только на основе личных наблюдений, некоторые сведения мне подкинули мои милицейские друзья, а им строго запрещено посвящать в свои служебные тайны посторонних лиц. Полковник не слепой, он прекрасно видел, что я о многом догадываюсь, и это его не встревожило. Меня оставили на свободе, а сажают и за меньшие прегрешения. Значит, им выгодно было предоставить мне свободу действий. Не такой полковник человек, чтобы из личной симпатии пренебречь своим служебным долгом. Значит, они преследовали определенную цель. И, кажется, я догадываюсь, какую именно…

— Какую же?

— Шеф и в самом деле существует, его не поймали, хотят поймать с моей помощью. И этот шеф — ты!

Марек не отреагировал на инсинуации, предоставляя мне полную возможность высказаться. И я воспользовалась этой возможностью.

— Они знают, что мы с тобой… В общем, знают, что я выложу тебе все мои соображения. И надеются, это тебя встревожит и ты допустишь какую-нибудь ошибку. Так всегда поступают, когда имеют дело с особо хитрыми и опасными преступниками, я читала. Если он такой умный, что против него нет никаких улик, единственная возможность доказать его вину — поймать с поличным. И вот когда ты сделаешь эту ошибку…

— Какую, например?

— Например, убьешь меня. Не знаю, где мы сейчас находимся, но место самое подходящее. Не понятно только, почему я тебя совсем не боюсь. А ты знаешь, где мы?

— Кажется, на Садыбе. Вот ворота, через которые въезжают на садовые участки. Вроде никого нет, можем спокойно въехать.

Я развернулась, задом въехала в ворота и остановила машину в зарослях какого-то бурьяна.

Марек слушал мои хаотичные рассуждения серьезно, без издевки, возможно усматривая в них симптом столь желанного для него процесса мышления. У меня до сих пор звучат в ушах «А ты сама как думаешь?… А ты подумай». Доволен, что заставил меня думать?

— Одного я никак не могу понять, — продолжала я, перескакивая с одного предмета рассуждений на другой. — Как могла попасться на их удочку таможня? Только вдребадан пьяные таможенники могли не обратить внимания на кошмарного рыцаря и жуткую надгробную деву. Такое не забывается!

— А вот это обстоятельство я мог бы прояснить.

— В самом деле?

— Представь себе. Мне удалось догадаться, что эти предметы… И, как всегда, прервал на самом интересном месте. Пришлось больно ткнуть его в бок. История оказалась довольно сложной.

Контрабандная афера и в самом деле представляла собой весьма сложное и разветвленное предприятие, причем в соответствии со строжайшими правилами конспирации одна ветвь ничего не знала о соседних. Так случилось, что на одного из подручных шамана вышла милиция — случайно, из-за его брата, стащившего с мельницы мешок муки. Намечался обыск, в том числе и у ближайших родственников воришки, а у шаманского помощника как раз скопилась партия золота. Желая поскорее избавиться от левого товара, он в жуткой спешке принялся маскировать его под изделия народного творчества, помня лишь о том, что надо как-то обосновать вес золота, и совершенно пренебрегая художественной стороной изделий. Приготовив в считанные часы передачу для шамана, он отправил ее обычным путем, использовав в качестве курьера совершенно постороннего мужика. Так что не придирайся, эстетка! Кстати, что касается художественной стороны переправляемых через границу произведений искусства… Таможенникам совсем не обязательно напиваться до потери сознания, чтобы пропустить подобные шедевры. Они и не такое видели. Ты не представляешь, какие кошмарики перевозят честные люди с самыми честными намерениями. А данный шедевр предназначался для одного поляка, который эмигрировал за границу еще до первой мировой войны, видимо, младенцем…