Наконец она развернулась, к сожалению не оторвав буфера, и стала залом пятиться к мосткам. Во мне опять вспыхнула надежда, на сей раз на то, что она съедет на полусгнившие доски и закончит свою автомобильную карьеру впечатляющим грохотом, Нет, она не доставила мне такого удовольствия, остановила машину на краю оврага, вышла и направилась на прогулку к иве.

А вот сейчас должен появиться Марек, ведь, судя по следам, он тоже ночной порой появляется в этих местах. И устраивают они совместные пляски при луне? Или собирают вдвоем желтенькие цветочки, черт их подери! Или изучают жизнь сов. Всем остальным они могли бы спокойно заниматься в закрытых помещениях, и плакучая ива для этого не нужна. В общем, чем бы они тут ни занимались, я должна увидеть, чем именно. Может, тогда что-нибудь пойму. Время шло, а ничего не происходило. Усевшись на склоненный ствол ивы, гетера курила одну сигарету за другой, а я в мокрых кустах и сырой траве кляла ее на чем свет стоит. Так прошло полчаса. Марек не появлялся.

Просидев эти полчаса, сильфида встала, отбросила сигарету, села в машину и уехала. Или у нее что-то не получилось, или она просто из вредности приехала именно сюда подышать свежим воздухом.

Что же происходит с Мареком? Я толком так и не смогла заснуть и утром чуть свет, не выпив даже кофе, помчалась обратно к иве, надеясь, что следы помогут разобраться. У киоска я действительно нашла несколько свежих отпечатков его каблука. Побежала дальше, к иве. Возле нее не обнаружила ни одного отпечатка дефективного каблука, а вот в зарослях, среди желтых цветочков, их была пропасть. Из этого следовал лишь один вывод: как и я, Марек из кустов следил за этой змеей подколодной на стволе трухлявого дерева.

Ну следил, и что дальше? Не портрет же ее рисовал. Зачем следил? Она ведь ничего такого не делала… Нет, я все-таки не индеец, больше ничего по следам не вычитаю. Хотя… В отчаянии чуть ли не носом водя по земле, я опять испытала чувство, будто только что снова увидела нечто знакомое. Кинулась назад, осмотрела внимательно все вокруг — ничего нет особенного. Спокойно, без паники, начнем снова, по порядку…

Каждый индеец знает, что качество следа зависит от поверхности, на которой он оставлен. Поверхность вокруг меня была весьма разнообразная, что объяснялось разнообразным рельефом местности. Дорогу в лесу покрывали мох и грязь, в лесных зарослях произрастали мох и трава. Между желтыми цветочками кое-где виднелись участки влажной земли, в районе ивы все было покрыто глубоким песком. Пробежавшись по всем этим разнообразным поверхностям, я так и не обнаружила ничего нового для себя, поскольку часто встречающийся след дефективного каблука не вызвал бы такого чувства. Минутку, а это что такое?

Из грязи торчал большой плоский камень, поразительно чистый, а на нем — поразительно четкий отпечаток измазанной в грязи подошвы. Черный, все еще влажный след… И в памяти возник белый лист бристоля на столе в мастерской и отпечатавшийся на нем такой же четкий след, только немного светлее, не такой черный.

Не веря собственным глазам, я присела на корточки и вблизи исследовала отпечаток. Сомнений не осталось — тот самый! Ведь я столько раз собственноручно воспроизводила этот узор, что запомнила его на всю жизнь. Вот эти фрагменты заштриховывала, а эти вот загогулины замазывала сплошь черным. Передо мной был отпечаток подметки того самого вора-домушника, который через окно в подвале проник в дом Мацеяков!

Открытие оказалось слишком важным, чтобы довериться только памяти. Не мешайте бы перенести на что-то узор на камне, чтобы потом сравнить с тем, который мы с мужем разрабатывали в целях личного обогащения. Нанесенный на ткань, он пользовался бешеным успехом, заказы на ткань поступали со всех концов Польши, и я надеялась в одном из магазинов на Побережье найти ее, чтобы сравнить с этим свежим следом. Но камень был слишком большим и тяжелым, вытащить его из грязи и доволочь до магазина не представлялось возможным, а бумаги и карандаша у меня с собой не было. Я вышла из затруднительного положения с помощью пачки из-под сигарет и обгорелых спичек.

В первом же магазине тканей в Сопоте я встретила, что искала. Не было нужды приобретать собственное произведение, достаточно было сравнить с узором на материале набросок на пачке сигарет. Узор был идентичный!

Пришло время сопоставить факты. След взломщика был, бесспорно, фактом. Выходит, глупейшая история Мацеяков тянется за мной хвостом аж до Сопота, а дух пана Паляновского витает над ивой. И не так уж эти параллели притянуты за уши: в Варшаве кое-кого не поймали, брильянты похищены, полковник задал мне жару, я потребовала от Марека, чтобы он что-нибудь сделал. Марек где-то поблизости, он следит за гетерой, та следит за ивой, он сторожит гетеру, та сторожит иву, и здесь же, рядом с ивой, кантуется взломщик, имевший все шансы украсть брильянты. Круг замкнулся! Может, именно его ожидала гетера, сидя на склоненном стволе старой ивы?

Если все так, как я рассудила, зачем же тогда держать это в тайне от меня? Хотя… хотя и это можно объяснить. Марек знает — дело заварилось опасное, все может случиться, не дай Бог, брильянты опять пропадут, или что другое свистнут… А так я ни при чем, ничего не знаю, ни в чем не участвую, отдыхаю себе спокойно и ни о чем не догадываюсь… И уже ничего мне не инкриминируют! Нет, неубедительно. Ну как же не инкриминируют, если я вовсю участвую в развитии событий, слежу за Мареком и этой язвой, теперь вот еще кого-то выследила. Зачем мне все это надо? Ясно, у меня свои подозрительные цели, и мне можно инкриминировать что угодно. А вот если бы меня по-честному предупредили, по-хорошему попросили не лезть не в свое дело и терпеливо ждать у моря погоды, я бы… Не знаю, как бы вела себя тогда, да и что толку говорить об этом? Сейчас я веду расследование и доведу его до конца!

Расследование потребовало от меня полного самоотречения, но имело и свои положительные стороны — никогда еще я не поглощала в таких количествах целительный морской воздух. Ни с того ни с сего эта гарпия принялась совершать ежедневные, вернее, еженощные автомобильные прогулки по лесной дороге, с отвратительной пунктуальностью являясь к иве ровно в половине одиннадцатого ночи. И каждую ночь повторялось одно и то же: доезжала до полянки, разворачивалась, выходила из машины, садилась на ствол ивы и сидела полчаса. А потом возвращалась к машине и уезжала.