Однако кто из троих мужчин убил девушку?

Кантор тем временем прошел по узкой асфальтовой дорожке и исчез в густом кустарнике. Вскоре они услышали отрывистый лай овчарки.

. – Слышишь, начальник, – сказал старшина, обращаясь к капитану. – Кантор там что-то обнаружил.

Они подбежали к кустам.

– Вот что он нашел, – проговорил старшина, подавая капитану блестящий скальпель.

Шатори просиял: и на этот раз счастье улыбнулось ему!

Капитан ласково обнял Кантора за шею и, довольный, засмеялся.

– А теперь поехали спать, дружище!

На скальпеле были обнаружены отпечатки пальцев Паку, или, как его называли друзья, Молекулы. Паку был морфинистом. Себя он называл художником и считал, что мир не понимает его. После нескольких истерик, которые он закатил в полиции, прижатый фактами, он наконец признался.

Шатори удивили мотивы, руководствуясь которыми Паку убил девушку, а именно: он хотел таким путем спасти свою душу от земных грехов. Шатори направил Паку на медицинскую экспертизу, которая установила, что Паку болен шизофренией. Оказалось, что все представления, в мире которых жил Паку, вызваны его пристрастием к наркотикам. С одной стороны, ему казалось, что все вокруг из рук вон плохо, и это как бы толкало его на совершение преступления, с другой – его преследовала мысль о необходимости уничтожения в этом мире рутины всего красивого. Для него все красивое сосредоточилось в образе Марики Лонтаи, от которой он получал морфий и которая, по его представлениям, жила в мире преступного. Кроме того, он ревновал ее к богатому доктору… Паку хотел отомстить самому доктору, но, когда ему под руку попалась девушка, он, не задумываясь, убил ее…

На протяжении нескольких недель Кантор ходил в свой бокс, находившийся на горе, только спать. Повсюду сопровождая хозяина, пес познакомился с жизнью большого города, хотя у него и не было на то особого желания.

В жизни овчарки было много перемен, в том числе и перемен местожительства, и Кантор, который мечтал О таком образе жизни, который мало чем отличался бы от прежнего, надеялся, что они с хозяином обязательно вернутся домой.

В городе они вели бродячий образ жизни. Удобствами и уютом оба не были избалованы, для отдыха им достаточно было немного выспаться в какой-нибудь комнатушке. Питались они тоже скромно, и ни тот ни другой не жаловался на свое житье.

Когда прошла первая неделя пребывания в Будапеште, Кантор начал подумывать о том, когда же наконец закончится эта затянувшаяся командировка. Каждый раз, когда Чупати появлялся перед боксом овчарки с поводком в руке, Кантор с радостью бросался старшине навстречу, надеясь, что наконец-то они с хозяином поедут к себе домой.

На условия теперешней жизни Кантору грех было жаловаться. Удобства здесь были, прямо надо сказать, великолепные. Например, стоило Кантору захотеть пить, как вода сама лилась в миску. Для этого нужно было только нажать кнопку. Правда, пес никак не мог привыкнуть к воде, от которой как-то странно пахло, причем запах этот преследовал пса даже тогда, когда вода была выпита.

Непривычным для Кантора было и то, что пищу ему не приносили в миске, как это обычно делал дома хозяин, а она поступала откуда-то из-за стены по желобу.

В боксе всегда была чистота, хотя пахло не очень хорошо. Первый раз сам хозяин хорошо вычистил его, но неприятный запах все равно не пропадал. На старом месте Кантор в редких случаях оправлялся в боксе, но если такое и случалось, то наутро хозяин смывал все водой. Здесь же у Кантора было специальное приспособление для туалета, но пес там никогда даже не мочился.

С одним Кантор никак не мог примириться – с тем, что редко виделся с хозяином. Правда, одиночество Кантора скрашивалось присутствием щенка Тончи, к которому он сильно привязался.

Неделя шла за неделей, а хозяин и не собирался возвращаться домой. Вскоре умный пес понял, что их житье здесь не временное, а постоянное. Куда бы они ни отправлялись, они всегда возвращались сюда. Воспоминания о прошлых годах, проведенных в родном городе, почти полностью выветрились из головы Кантора. Остались лишь кое-какие туманные обрывки впечатлений: об автобусах, трамваях, городской толчее, хотя и не такой оживленной, как в Будапеште…

Кантору захотелось оказаться на старом, до мелочей знакомом дворе, где все хорошо знали пса, где стояла простая скромная будка, в которой было так тихо и спокойно. Теперь же у Кантора не проходило ощущение, которое испытывает и человек, оказавшийся на время в шикарном номере первоклассного отеля, но где он, однако, не чувствует себя так хорошо и покойно, как дома, в простой скромной хижине.

Много интересного Кантор нашел за пределами своего нового жилища. К теперешним собакам он быстро привык. А тот факт, что его уже давно почти не волновали сладкие любовные муки, можно было, видимо, объяснить тем, что суки, жившие во дворе, были намного моложе его. К тому же он хорошо знал их еще тогда, когда они были щенками…

И лишь один хозяин прекрасно понимал, что любовный пыл Кантора в значительной степени охлаждается слишком большим нервным напряжением, которое требует его работа.

В последнее время, особенно после происшествия в пещере, Кантор довольно часто ощущал боль в позвоночнике. Боль возникала неожиданно, так же неожиданно и пропадала.

Однажды летом Чупати раньше обычного повел Кантора домой. Пес был явно не в духе, старшина почувствовал это еще утром, когда они пошли на работу. Кантор шел вяло, с неохотой. Правда, он выполнял все приказы хозяина, однако делал это без обычного воодушевления. Чупати приписывал это недавнему ранению, полученному Кантором в пещере. Жалея собаку, старшина попросил у Шатори разрешения пораньше отвести овчарку домой.