Переговоры о мире решено было вести на конгрессе в местечке Фокшаны, недалеко от Измаила. Россию на конгрессе представляли Григорий Орлов и освобожденный из Семибашенного замка русский посол Обрезков. В инструкции русским представителям было сказано: «Основания переговоров состоят в следующих трех статьях: 1) в уменьшении способности для Порты нападать вперед на Россию; 2) в доставлении себе справедливого удовлетворения за убытки, понесенные в войне, объявленной со стороны Турции без всякой законной причины; 3) в освобождении торговли и мореплавания. По первой статье наши требования состоят в том, чтоб 1) были уступлены нам обе Кабарды, Большая и Малая; 2) оставлена была граница от Кабарды через кубанские степи до Азовского уезда на прежнем основании; 3) уступлен был нам город Азов с уездом; 4) чтоб все татарские орды, обитающие на Крымском полуострове и вис его, признаны были вольными и независимыми; 5) чтобы уступлены были грузинским владельцам все места, взятые русским оружием; чтоб как грузинцам, так и всем другим христианским народам, принимавшим участие в войне, была дана полная амнистия и впредь оказывалось большее покровительство христианским церквам в областях Порты.

Под второй статьей разумели мы требования денежного вознаграждения за военные убытки, но и это требование вы можете оставить вполне или отчасти для получения свободы татарам. Третьего статьею мы требуем свободной торговли и плавания по Черному морю, и от этого требования мы отступить не можем».

Инструкция была подписана 21 апреля, и 25 апреля Григорий Орлов выехал их Царского Села.

Конгресс начался в конце июля из-за задержки турецких представителей Османа-эфенди и Яссина-заде-эфенди, вместе с которыми прибыли из Стамбула австрийский и прусский послы. О поведении этих послов Обрезков 6 августа писал Панину: «Берлинский поступает во всем, как кажется, чистосердечно и поддерживает наши настроения относительно начального пункта, т.е. независимости татарской; венский же, напротив, оказывается в этом пункте не только холоден, но едва ли до сих пор и не поощряет турок к податливости. Может быть, он делает это в ожидании разрешения польских дел. Но, как бы то ни было, переводчик его ежедневно, а иногда и сам он бывает у турецких министров и долго у них сидит; нам ничего не сообщает, а если что и говорит, то больше в подкрепление турецкого упрямства в татарском деле. Дело это до сих пор нисколько не продвигается вперед; мы не можем его отменить и даже смягчить, а турки по обыкновению связывают его с магометанским законом, утверждая, что один султан не может его решать. Нет той тонкости, по их мнению, а по-нашему — подлости и гнусности, которую бы они не употребили в действие; но мы на все это смотрим с презрением и держимся нам предписанного».

19 августа Обрезков писал, что дело о татарской независимости встречает непреоборимые затруднения и что турецкие уполномоченные готовятся к отъезду; они соглашались, чтоб крымские ханы избирались своим народом, но требовали, чтоб новоизбранный хан получал утверждение у султана.

Переговорный процесс затруднился после того, как 18 августа Орлов покинул конгресс и отправился в Яссы в ставку Румянцева, а затем вообще укатил в Петербург. Дело в том, что доброжелатели сообщили Грише, что Ее Императорское величество завело нового фаворита конногвардейского поручика Васильчикова. Орлов поехал выбивать поручика из царской постели, но был отправлен под домашний арест в свое имение в Гатчину. Однако Екатерина помнила прежние услуги братьев Орловых и нуждалась в новых, да и вообще она не была любительницей скандалов. Посему Григорию Орлову было выдано отступное — пожизненная пенсия 150 тысяч рублей в год, единовременное пособие 100 тысяч рублей на покупку дома и разрешение жить в любом из подмосковных дворцов. Ему было подарено еще 10 тысяч крестьян, огромный серебряный сервиз французской работы и еще недостроенный Мраморный дворец на Неве у Троицкой пристани. Наконец, 4 октября 1772 г. Екатерина подписала высочайший рескрипт об утверждении Григория Григорьевича Орлова в княжеском достоинстве.

28 августа турецкие представители покинули конгресс, выставив причиной отъезд графа Орлова. На самом деле турки получили сведения, что в Швеции король Густав III произвел переворот, в результате которого к власти пришла агрессивно настроенная по отношению к России группировка. Кроме того, осложнилась обстановка в Польше, так как Станислав Понятовский вдруг отказался собрать сейм для санкционирования польского раздела.

К продолжению войны Турцию подстрекала Франция. Екатерина была настроена воинственно и писала Вольтеру: «Я скоро начну с Мустафою новую переписку пушечными выстрелами, так как ему угодно было приказать своим уполномоченным расторгнуть фокшанский конгресс и перемирие кончается сегодня».

Немного поразмыслив, великий визирь отправил 7 сентября Румянцеву письмо, в котором предлагал возобновить конгресс в Бухаресте и продолжить перемирие еще на шесть месяцев.

Ряд русских дипломатов, включая Обрезкова, предлагал смягчить условия мира предложениями Турции. Румянцев пел старую песню о печальном состоянии Первой армии и, следовательно, о необходимости закончить войну, «которая не страшна и не тягостная подлинно по свойствам и силе неприятеля, но по неразрывно с оною совокупленным болезням прямо пагубна».

И тут твердый мужской характер проявила Екатерина, писавшая 24 октября в Государственный Совет: «Если при мирном договоре не будет одержано — независимость татар, не кораблеплавание на Черном море, не крепости в заливе из Азовского в Черное море, то за верно сказать можно, что со всеми победами мы над турками не выиграли ни гроша, и я первая скажу, что таковой мир будет столь же стыдной, как Прутский и Белградской в рассуждении обстоятельства».

29 октября начался конгресс в Бухаресте, причем перемирие было продолжено до 9 марта будущего года.

В конце 1772 г. переговоры в Бухаресте застопорились из-за спора о Крыме. А между тем в Крыму стояли русские войска — хороший кнут для грабителей-татар, для татарской же верхушки императрица не жалела золотых пряников. К примеру, ханский брат калга Шагин Гирей осенью 1772 г. побывал в Петербурге и Москве. Ежедневные «командировочные» калге составляли 100 рублей. По приезде в Петербург он получил шубу и шапку (за 5 тысяч рублей), и столовый серебряный сервиз. Затем — 10 тысяч рублей на мелкие расходы. Мелкие подарки — сабля за 20 тысяч рублей, перстни, табакерки. После этого Шагин Гирей скромно признался, что он наделал долгов в Петербурге и что ему нечем платить. Тут же ему выдали еще 12 тысяч рублей и т.д.

В январе 1773 г. переговоры в Бухаресте были прерваны. А в феврале 1773 г. императрица предложила Румянцеву начать боевые действия — форсировать Дунай, а затем занять Шумлу, где сконцентрировались турецкие войска. Но Румянцев принципиально не хотел переходить Дунай, а требовал все новых подкреплений.

Пока Румянцев препирался с Петербургом, в апреле турки сами форсировали Дунай и нанесли потери дивизии Салтыкова. В конце концов, Румянцеву пришлось послушаться Екатерину и начать подготовку к форсированию Дуная.