Шрифт:
Вой мотора… черт, прозевал!
Уходит…
– Смотри на меня, смотри на меня!
Человек подслеповато смотрит на свет, зрачки почти не реагируют. Контузия, может быть, что и шок.
– Займись!
– Есть!
В каждой штурмовой команде один из восьми имеет навыки полевого санитара и все необходимое. В их работе бывает так, что даже минута – рубеж между жизнью и смертью…
Один из бойцов поднимает с пола камеру, перебирает пальцами по змеящемуся, уходящему в темноту проводу.
– Господин капитан, камера не повреждена. Трансляция.
Командир группы «морских котиков», капитан-лейтенант Островский недоуменно смотрит на бойца с камерой.
– Что значит «трансляция»?
– Ну, эти, господин капитан. Они тут камеру поставили и к Интернету подключили. Трансляцию казни в прямом эфире устроить хотели. До сих пор работает, не повреждена. Я хотел выключить, да без распоряжения…
– Работает, значит… Ну-ка, подержи…
Командир группы спецназа подходит к камере. Медленно стягивает шлем с ПНВ, затем и маску…
– Снимаешь?
– Снимаю, господин капитан-лейтенант.
– Подальше держи… вот так.
– Доброе утро, твари обрезанные… – недобро начинает капитан-лейтенант Островский, – в программе передач «Джихад-ТВ» произошли небольшие изменения. Диктор смылся, оператор спился, а режиссер сдох, такие вот изменения. В связи с этим «Джихад-ТВ» прерывает свою трансляцию и желает вам хорошего дня. Возможно, последнего. Ждите, твари, да хорошо ждите – скоро мы и за вами придем…
И, выхватив пистолет, Островский выстрелил в камеру, да так, что оператор едва руку не вывихнул от удара.
Вертолеты, которые выводили группу на задание, были мелкосерийными, у этих вертолетов была своя функция на авианосце – спасение сбитых летчиков. В числе прочего потребного для этого оборудования на этом вертолете есть лебедка, на конце которой – приспособление в виде конуса, тяжелое, это сделано для того, чтобы можно было пробить лесную крону, чтобы вытащить находящегося на земле летчика. Внизу она раскрывается, превращаясь в нечто вроде рыболовной сетки, какой пацаны ловят в заводях мелочь, размер у нее примерно полтора метра в размахе и с запасом – она выдерживает нагрузку до восьмисот килограммов, как и сама лебедка.
Как и положено в таких ситуациях, командование на вертолете перешло от пилота к офицеру-спасателю. Вися на ремнях на расстоянии в двадцать с лишним метров над землей, он стравливал лебедку и одновременно во все горло орал команды пилоту:
– Давай, правее, правее! Да не так сильно! Не раскачивай вертолет!
– Черт, здесь воздушный поток с гор! Нас сносит!
– Фиксируй, говорю!
Внизу замелькал химический источник света – кто-то подавал им команды, держа в руке.
– Ага, готово! Да держи ты!
Лебедка травилась вниз, капитан молился только о том, чтобы не зацепить ее за что-нибудь. Вырвет лебедку, и это в лучшем случае. А то и вертолет перевернет…
– Фиксируй, говорю. Фиксируй!
– Автопилот не справляется, фиксирую вручную.
– Давай!
От здания потащили кого-то, его прикрывали, ощетинившись стволами автоматов. Либо кто-то раненый, либо вытащили заложника.
Капитан отвернулся, проорал бортстрелку, отслеживающему порт стволом «Минигана»:
– Спускай веревку, что в пулемет вцепился?!
– Не имею права! [46]
– Спускай, говорю!
Бортстрелок бросает пулемет, чтобы сбросить вниз лестницу. Чем быстрее отряд поднимется на борт, тем меньше шансов, что будут какие-то неприятности.
С земли снова отсигналили – теперь «вира», – и офицер начал поднимать полную корзину. Кажется, заложник…
Спецназовцы карабкались по лестнице, вваливались в вертолет, капитан машинально считал их: они имеют право покинуть зону высадки, если все будут на борту. Чем дальше он считал, тем отчетливее понимал, что кого-то не хватает…
46
Каждый на борту выполняет свои функции, и бортстрелок не имеет права покидать свой пост – особенно когда вертолет висит и наиболее уязвим.
– Где остальные? – проорал он на ухо спецназовцу.
– Трое в преследовании! Объект сбежал! – проорал он в ответ.
– И как мне их искать, мать твою?
– Смещайся западнее!
– Что?!
– Западнее давай!
Город был построен так, что в нем, в исторической его части, не было тротуаров, совсем, абсолютная дикость для европейского города и норма для арабского: ослы, люди и машины здесь неспешно идут одной и той же дорогой. Здесь, в Ас-Суэйре, была и своя специфика – город был построен на горном склоне, потому параллельные побережью улицы соединялись между собой не секущими улицами, а лестницами, построенными между домами. Выход из этих лестниц шел прямо на дорогу…