Шрифт:
— Этому мерзавцу нравится только одно — выслеживать меня, — сказал он. — Трижды из-за него у меня случались неприятности.
— Я знаю, Ники. Но не убивай его.
«Вот почему она пошла со мной, — подумал Ник. — Вот почему она здесь. Я не могу это сделать, когда она рядом».
— Я знаю, что нельзя его убивать, — ответил Ник. — Сейчас мы ничего сделать не можем. Давай об этом не говорить.
— Если только ты не собираешься его убить. Пользы от этого никакой не будет.
— Пошли в лагерь. — Ник развернулся.
— Без ягод?
— Ягоды соберем в другой день.
— Ты нервничаешь, Ники?
— Да. Извини.
— Но какой смысл возвращаться?
— Быстрее разберемся, что к чему.
— Неужели мы не можем собрать ягоды?
— Не сейчас. Я не боюсь, малышка. И ты не бойся. Но что-то заставляет меня нервничать.
От реки Ник поднялся к опушке леса, и обратно они шли в тени деревьев, чтобы прийти в лагерь со стороны гребня.
К лагерю они приближались с осторожностью. Ник шел чуть впереди, с винтовкой в руках. В их отсутствие никто в лагере не побывал.
— Ты оставайся здесь, — велел Ник сестре. — Я посмотрю, что делается вокруг.
Мешок с куропатками и ведерки он положил на землю, а сам пошел вверх по течению реки. Как только сестра исчезла из виду, поменял в магазине винтовки короткие патроны на длинные. «Я не собираюсь его убивать, — думал он, — но это правильно». Он тщательно обыскал окрестную территорию, но не нашел признаков чьего-то присутствия. Потом прошел вверх по течению реки и только после этого вернулся в лагерь.
— Извини, что я разнервничался, малышка. Сейчас мы плотно поедим и уже не будем волноваться о том, что в темноте костер смогут увидеть издалека.
— Я теперь тоже нервничаю, — призналась его сестра.
— Тебе нервничать незачем. Все хорошо, как и раньше.
— Но он заставил нас вернуться без ягод в лагерь, хотя его тут даже и не было.
— Я знаю. Но главное, что его здесь не было. Возможно, он никогда не видел этой речки. Может, и мы его больше никогда не увидим.
— Он меня пугает, Ники. Пугает своим отсутствием даже больше, чем присутствием.
— Я знаю. Но бояться смысла нет.
— Так что же нам делать?
— Может, лучше подождать с готовкой до вечера.
— А что это изменит?
— Он не останется здесь ночью. Он не сможет пройти по болоту ночью. Мы можем не волноваться из-за него поздним вечером, ночью и ранним утром. Нам придется вести себя, как оленям, и показываться только в это время. А днем будем ложиться на дно.
— Может, он никогда не придет.
— Согласен. Очень может быть.
— Но я могу остаться, да?
— Мне надо переправить тебя домой.
— Нет. Пожалуйста, Ники. Кто тогда удержит тебя от убийства?
— Послушай, малышка, не говори об убийстве и помни, что я никогда не говорил об убийстве. Никаких убийств не будет.
— Правда?
— Правда.
— Я так рада.
— Чему тут радоваться? Никто никогда об этом не говорил.
— Хорошо. Я никогда об этом не думала и никогда не говорила.
— Я тоже.
— Естественно, и ты тоже.
— Я никогда об этом даже не думал.
«Да, — сказал Ник себе, — ты никогда об этом не думал. Только день и ночь напролет. Но ты не должен думать об этом, когда она рядом, потому что она это почувствует: она твоя сестра, и вы любите друг друга».
— Есть хочешь, малышка?
— Не так чтобы очень.
— Съешь немного шоколада, а я принесу свежей воды из родника.
Они смотрели на большие белые облака, которые надвигались на них с синих холмов за болотом. Небо над головой оставалось чистым и синим, и белые облака плыли высоко-высоко, а их тень бежала сначала по болоту, потом по склону. Подул ветер, холодный, потому что они лежали в тени. И вода из родника в жестяном ведерке тоже была холодной, а шоколад — не таким уж горьким, но очень твердым и крошился на зубах, когда они жевали его.
— Вода такая вкусная, — сказала его сестра. — А после шоколада кажется еще вкуснее.