Но скоро шаги смолкли, и единственными звуками остались проникающие снаружи шелесты моря.

Толстые стены сотрясались от грохота бомбардировки. Карандаш в руке Сэма плясал на непрерывно подрагивающей бумаге. Задрожал пол, вздрогнула крышка стола, и все стихло. Сэм скорчил недовольную гримасу. Бомбардировка шла третий день, и он не позволял себе отвлекаться на такие мелочи, как трясущиеся стены.

Молодая женщина в узкой коричневой тунике наклонилась вперед, наблюдая за движением его карандаша. Ее черные волосы косым крылом падали на лицо. Она оторвала листок блокнота почти в ту же секунду, как карандаш завис над бумагой, быстро пошла по вздрагивающему полу к своему рабочему месту, села перед экраном и начала диктовать. Ее голос звучал мягко, но отчетливо. Появление ее загорелого лица на десятке других, разбросанных по осажденному форту экранов сразу привлекло внимание офицеров, ожидавших последних приказаний. Фиалково-голубые глаза сосредоточенно щурились, а бархатистый голос ровно произносил слова команд.

— Отлично, — сказал Сэм, когда она закончила читать. — Отлично, Сигна. Теперь пусть введут Захарию.

Она встала и прошла через комнату. Сэм с удовольствием наблюдал за ее плавными, но точными движениями. Открывшаяся дверь вела не в приемную, а в небольшой бокс, в котором была установлена аппаратура просвечивания, не позволявшая проносить оружие в кабинет Сэма. Сэм всегда старался исключить случайности. Снова раздался грохот бомбардировки, и первая тоненькая трещина змейкой сбежала по одной из стен. От всей этой аппаратуры будет не много толку, когда стены рухнут. Но какое-то время они еще простоят.

По знаку Сигны вошли двое охранников. Они привычно задержались в приемной, пока невидимые лучи прощупывали заключенного. Еще двое вошли вслед за ним.

У Захарии была рассечена губа, а под глазом темнел здоровенный синяк. Тем не менее, несмотря на свои наручники, он держался с достоинством. Если не считать загара, он мало изменился. Захария по-прежнему возглавлял клан Харкеров, а Харкеры по-прежнему оставались самым влиятельным семейством на Венере. Но если операция Сэма по захвату лидера атакующего противника и имела какое-то значение, то по Захарии это не было заметно.

Двадцать лет — не такой уж большой срок.

Купола все еще оставались необитаемыми. Переход к «наземному» образу жизни происходил очень медленно, но уже был завершен. Это стало ясно в тот день, когда метеорологические приборы впервые показали, что произошло смещение состава венерианской атмосферы в сторону экологического равновесия, близкого к земному. Крабья трава и сохранившиеся семена земных растений сделали свое дело: газоанализаторы, наконец, зарегистрировали высокое содержание кислорода. С этого дня, говоря языком биологии, природу можно было предоставить самой себе. Тяжелой, насыщенной двуокисью углерода атмосферы, в которой процветала флора Венеры, больше не существовало. То, что было нормальным для земной растительности, было ядом для венерианских растений, большинство из которых на самом деле были не растениями и не животными, а жутким симбиозом того и другого.

Это смещение было самым долгожданным событием в разросшихся колониях.

После этого началась война.

— Захария, — устало проговорил Сэм, — я хочу, чтобы ты отозвал своих людей.

Захария взглянул на него не без симпатии, тщетно стараясь в очередной раз увидеть в нем хоть какое-нибудь проявление харкеровской крови, которая текла в жилах их обоих. Прищурившись, он сказал: «Я не считаю, что мне нужно это делать, Сэм».

— В твоем положении лучше не торговаться. Если атака не прекратится к полудню, я тебя пристрелю. Пройди вон туда — ты можешь воспользоваться моим передатчиком.

— Нет, Сэм. С тобой все кончено. На этот раз ты проиграл.

— Я всегда выигрывал. Выиграю и на этот раз.

— Нет, — ответил Захария и на мгновение задумался, вспоминая все те случаи, когда Сэму, действительно, удавалось выиграть. Всякий раз он делал это легко, даже насмешливо, потому что его надежная непробиваемая защита всегда была тщательно выстроена еще в мирное время. И теперь, когда обещанное Бессмертие лопнуло, как мыльный пузырь, когда начался этот неистовый, яростный бунт, к его услугам была прочная белоснежная крепость, надежно укрывавшая за своими стенами самого влиятельного на Венере человека.

— Мы не авантюристы, — спокойно продолжал Захария. — Эта атака была задумана в тот день, когда ты, как пират, угрожая глубинными бомбами, вынудил нас платить кориумный налог. Помнишь, Сэм? Твоя стратегия была почти безошибочна, но все-таки тебе следовало бы проверить оборудование, которые мы вывезли из Куполов. То, что мы используем сейчас, в основном оттуда. — Он посмотрел на расширявшуюся трещину, которая медленно поползла вниз. — На этот раз мы доберемся до тебя, Сэм. Ты давно начал готовиться к сегодняшнему дню, но мы начали раньше.

— Ты кое о чем забываешь, — голова Сэма болела от постоянного гула. Ему было трудно говорить.

— Ты забываешь о себе. Ты ведь не хочешь быть расстрелянным еще до окончания вашей атаки? Не морочь мне голову, Харкер. Вам со мной просто не справиться.

— Не обольщайся, Сэм. До сегодняшнего дня ты был нам нужен. Теперь — все. То, что ты слышишь, это не только пушки. Это люди, это их воля, против которой тебе не устоять. Ни тебе, ни кому другому. Ты давил на них двадцать лет. Теперь с тобой все кончено, Сэм.