— Ах, простите меня, — сказала она. — Немного воды... — Она поспешила к тазику с водой, стоявшему на шатком столике, смочила льняное полотенце и принялась оттирать пятно на рукаве с величайшей поспешностью. — Вода устранит почти всю соль, и повредить ткани она не должна. Разумеется, когда пятно высохнет, вам захочется выстирать камзол...

Неожиданно он схватил ее за запястья, как паук попавшую в его паутину муху, и, развернув ее руку ладонью кверху, поцеловал ее.

— Миледи, — выдохнул он, и его губы вдруг скользнули по ее руке чуть выше. — Я бы счел за честь носить ваши слезы на рукаве своей одежды в качестве оружия и украшения.

Она одарила его робкой улыбкой. Какое это было облегчение — обмениваться любезностями с представителем своего класса, кому были знакомы не понаслышке принципы рыцарства и воспитанности и кто не будет выворачивать ее слова наизнанку или утверждать, что он является кем-то, кем не может быть на самом деле. Она смахнула рукой последнюю слезинку и глубоко вздохнула.

— Кроме того, — добавил знатный господин, — у меня есть еще несколько таких же костюмов.

Лине удивленно заморгала. Большинство мужчин не могли позволить себе и одного-единственноготакого костюма!

Мужчина передал горящую свечу Гарольду, потом потер руки, одна из которых по-прежнему была в перчатке, а другая — без, его длинные пальцы переплетались подобно разноцветным ниткам в петле.

— А теперь, миледи, позвольте представиться, — он отвесил ей куртуазный поклон. — Я — дон Фердинанд Альфонсо де Компостела.

— Вы — ис... испанец?

— Да, — он озабоченно нахмурил брови. — Это вас беспокоит?

— О, нет, — поспешила она заверить его. Разумеется, ей незачем бояться этого благовоспитанного джентльмена, поэтому она произнесла свое имя едва слышным шепотом. — Меня зовут Лине де Монфор.

— Я счастлив, что вы оказали мне доверие, миледи, — он отвесил ей очередной полупоклон, а потом резко развернулся, обозревая следы побоища, отчего полы его черного плаща взметнулись, словно крылья летучей мыши. Он схватил торчавший из стены палатки меч и рывком выдернул его. Бесценная голубая ткань, подобно убитому зверю, осела на пол. — Боюсь, ваши товары пострадали настолько, что не подлежат реставрации.

Она знала это и сама, но отчего-то слова, произнесенные вслух, заставили ее полностью осознать весь ужас происходящего. У нее пересохло во рту. Ее репутация погибнет безвозвратно. Даже если бы у нее был хоть малейший шанс заполучить необходимое количество сырой шерсти, ткачи все равно не смогут выполнить все заказы, которые она приняла. И это не считая прядения, чесания и окраски. Ее первый год в качестве самостоятельного торговцапровалился.

Разумеется, Гильдия не позволит ей умереть с голоду — шерстянщики всегда заботятся о своих. Но принять компенсацию для нее будет почти столь же тяжело, как и выдерживать самодовольные, жалостливые взгляды, которые неизбежно будут сопровождать подачки.

— Мне нужно возвращаться в Авендон, — пробормотала она.

Джентльмен сразу же сделал шаг вперед.

— Тогда я настаиваю на том, чтобы отправить с вами свою стражу. Такой красивой леди, как вы, не подобает путешествовать без охраны, — он, щелкнув пальцами, подозвал слугу, чтобы тот помог ей собраться.

Она слабо улыбнулась, слишком пораженная всем происходящим, чтобы проявить большую учтивость. С помощью Гарольда и слуги испанского гранда со своими мрачными мыслями она принялась собирать вещи для поездки.

Солнце уже близилось к полудню, когда тяжело груженная повозка Лине отправилась в двухнедельное путешествие домой. В компании конных стражей дона Фердинанда она прилагала все усилия, чтобы держать голову высоко поднятой, стараясь не обращать внимания на жалостливые взгляды собратьев по цеху.

Дон Фердинанд, да благословит Господь его доброе сердце, щедро позаботился о ней. Он не только отрядил для ее сопровождения четверых конных стражников, но и передал ей каравай хлеба и несколько бутылок испанского вина, чтобы ей было чем позавтракать.

Но аппетита у нее не было.

А Гарольд с жадностью набросился на еду. Вскоре его бутылка с вином наполовину опустела, и Лине заметила, что слуга сонно покачивается на повозке, словно перекормленная свинья. Он навалился на нее, и, вспыхнув от отвращения, она попыталась оттолкнуть его локтем. Но он, вместо того чтобы проснуться, свалился с повозки прямо на руки одного из всадников.

Гарольд все никак не просыпался. Святой Боже! Что с ним случилось?

Стражник прошипел что-то по-испански своим собратьям, и они дружно посмотрели на нее. Лине побледнела. Неужели их глаза всегда были такими черными, пустыми, жадными? В животе ледяным клубком зашевелился страх, и она стала задавать себе вопросы, которые следовало задать с самого начала, вопросы, которые она непременнозадала бы, пребывай она в здравом рассудке. Кто он, этот дон Фердинанд? Откуда он взялся, причем в нужный момент, чтобы прийти ей на помощь? Почему он проявил такую неожиданную щедрость?