— Кто для других горит, тот всегда быстрее сгорает,— точно сам с собой, рассуждал водитель.— С ним, бывало, поедешь по колхозам, так он о тебе сроду не забудет — где сам сядет поесть, тут и тебя рядом сажает, не то что Коровин: уйдет иной раз и не вспомнит, что ты, может, давно с голоду околел. О своем аппетите небось не забывает!.. Л вы напрасно хмуритесь, Ксения Корнеевна. Что, аль я неправду говорю?

— Прошу вас! — наклоняясь вперед и беря водителя за плечи, с трудом выговорил Мажаров.— Прошу вас! Если можете, быстрее!

Водитель оглянулся на его испуганное, бледное лицо и, ни слова не говоря, прибавил газу.

Константин долго плутал по пустынным, залитым холодным сиянием луны улицам районного городка, прежде чем отыскал нужный ему тупичок.

Еще издали он увидел высокие темные ворота с пятном света, падавшим из-под железного козырька на черный выпуклый номер; за изгородью высилась старая раскидистая береза, среди оголенных ветвей ее торчал скворечник, как большой птенец с разинутым клювом. Опустив чемоданы, Мажаров потянулся было к массивному, вделанному в калитку кольцу, но неожиданно обнаружил, что она не заперта.

Распахнув ударом ноги калитку, он побежал по выложенной кирпичом и усыпанной сухими листьями дорожке в мрачном предчувствии беды. Сердце его билось тяжело и надсадно.

У крыльца Константин остановился, пораженный тем, что дверь в дом открыта настежь. В слепом отчаянии ему показалось, что он спешит уже напрасно и то, о чем страшно было подумать, свершилось.

Желтая полоса света падала из раскрытой двери на крашеный иол в сенях, тянулась через порожек к крыльцу и здесь обессилевала, мешаясь с бледным свечением луны.

— Кто это там дверь расхлябастал? — раздался из глубины дома сердитый хрипловатый голос детдомовской няни, и не успел Мажаров пройти в сени и приблизиться к порожку, как рядом с ним выросла сгорбленная ширококостная старуха в стеганом ватнике.— Да ты что, милый, оглох, что ли? Весь дом выстудишь!

Константин быстро прикрыл за собой дверь.

— Не закрыто было, нянюшка,— перебарывая дрожь в голосе, проговорил он.— Зря ругаешься!..

Старуха пристально вгляделась в него, открыла было рот, чтобы возразить, но лишь беззвучно шевельнула губами, сделала два-три спотыкающихся шага, как слепая, и ткнулась в грудь Мажарова.

— Господи, Костенька!.. Да как же это ты? Ни телеграммы не отбил... не позвонил? — бормотала она, цепляясь за него трясущимися руками.— Ох, даже в голову вступило!.. И ноженьки не держат...

Взволнованный этой материнской лаской, которую он ничем не заслужил, Константин, кусая губы, бережно обхватил за плечи Дарью Семеновну и усадил на табуретку.

— Что с Алексеем Макаровичем? Что? — заглядывая в ее сморщенное от плача лицо, тревожно спрашивал он.

— Коромысло повесила на кухне и про дверь забыла, из головы выскочило... А тут гляжу — ты... А я-то думала, что этот бес явился докладать Алексей Макарычу...

— Да скажите же мне, как Алексей Макарович? —-взмолился Мажаров.— Какое мне дело до какого-то беса?

— Да ежели бы не он, так нашему батьке куда легче было бы! — все еще всхлипывая и трубно сморкаясь в передник, жаловалась Дарья Семеновна.— Каждый вечер приходит, а сегодня и ночью собирается. Вчера вон Алексей Макарычу опять худо было, до утра возле него с сестрой медицинской просидела...

— Да как же можно допускать с делами к больному человеку?

– Вот и я им про то! Да разве они меня слушают?.. А Коробин — он сейчас в райкоме вместо нашего Алексея Макаровича,— так уж и по телефону ему трезвонит, и сюда, как к себе домой, заявляется... Хоть на крючок от него запирайся!

— Но сейчас-то Алексею Макаровичу легче?

— Да вроде отпустила его хворь немного.— Старуха три раза плюнула через плечо.—А то уж я духом пала!.. Негоже ему наперед меня уходить.

Константин в изнеможении прислонился спиной к теплому кафелю печки и, закрыв глаза, только теперь почувствовал, как все напряжено в нем до предела, как мелкой нервной тряской отдает в ноги и руки.

— Он что, спит уже?

— Какое там! Газеты читает. Про еду не спросит, а про них сроду не забудет...

— Теперь все будет хорошо, нянюшка,— растроганно проговорил Константин и, притянув к себе ее седую голову, поцеловал в морщинистый лоб.— Вот увидите! Я уверен... Как пройти к нему?

— Да охолонись ты чуток,— забеспокоилась Дарья Семеновна.— Может, я упрежу его?

— Нет, лучше я сам... Прошу вас!

— Оно конечно.— Старуха согласно закивала, улыбаясь и глядя на Мажарова посветлевшими глазами.— Вот уж обрадуешь старика! От радости, кажись, еще никто не помирал!..

Стараясьне скрипеть половицами, Константин прошел по голубому от луны коридору.