И наконец, прочность нашего тыла отлично обеспечивает Танина мама Мария Ивановна, которая, несмотря на отмеченное недавно девяностолетие, помогает нам жить. Она бесподобно готовит разные вкусные кушанья и, игнорируя многие естественные в ее возрасте хвори, все по дому делает сама.

В общем, мне очень повезло не только с Таней, но и (что бывает не очень часто) с тещей.

85-летие судейского патриарха Николая Гавриловича Латышева отмечалось 21 ноября 1998 года с большим размахом. В Москву съехались делегации из многих регионов России. В футбольном манеже «Спартака» в Сокольниках был проведен турнир, на котором разыграли специальный приз имени Латышева. Во время игр я сидел за столиком, рядом с юбиляром. Наверное, поэтому несколько раз оказывался в поле зрения видеокамер «Футбольного обозрения», готовившегося В. Перетуриным. Через несколько дней передача вышла в эфир. Моя любимая и несравненная супруга Таня смотрела

телевизор, находясь у своей мамы. Едва погас экран, у меня зазвонил телефон. Веселым голосом Таня почти восхищенно сказала: «Ну какой же ты неподражаемый бабник!» «Что опять случилось?» — не без испуга спросил я. «Как что, — продолжала наседать Таня, — в манеже сотни мужчин, и вдруг в кадре появляется одна-единственная молодая и симпатичная девушка. Ну и конечно, ты тут как тут — полез целовать ей ручки!» «Да не было такого! Откуда ты это взяла?» — уверенный в своей полной невинности, отбивался я. Однако после Таниных разъяснений, прокрутив сделанную мною видеозапись, я убедился, что моя жена, как всегда, права. Когда к судейскому столику подошла известный футбольный арбитр Наташа Авдонченко, я действительно, здороваясь, поцеловал ей руку. Но весь фокус был в том, что на экране в этот роковой момент меня... не было. Вернее, был лишь мой «фрагмент» в виде рукава пиджака и торчащей из него кисти руки. И более ни-че-го! Ко всему прочему мои «лобзания» с Наташиной рукой появились в кадре лишь на доли секунды. Как все это могла увидеть Таня, я не в силах понять до сих пор.

Пользуясь своим авторским правом, не стыдясь редакторского ворчания и читательских упреков в сентиментальности, осмелюсь опубликовать свое стихотворное посвящение любимой жене.

Не могу завершить повествование о своей семье, не упомянув еще о маленьких друзьях, скрашивавших нашу жизнь на протяжении многих лет

Еще при жизни с нами отца в Петровском переулке в квартире появился новый жилец. Звали его Швейк. Породу этого пришельца мы точно не знали, но, судя по внешнему виду и особенно по закругленному вверх баранкой хвосту, это очаровательное существо являло собой помесь лайки и дворняжки.

Обосновавшись в нашей квартире, Швейк сразу же заявил о себе не только как о полноправном члене семьи. Некоторые его выходки, граничащие с неприкрытой наглостью, говорили о его претензиях на главенствующее положение в доме. Он, например, сразу же выказал решительное неприятие вредной привычки мамы — курения. Едва мама готовилась поднести к папиросе спичку, как возмущенный Швейк с громким лаем устремлялся к ней и, стоя на задних лапах, Передними пытался выбить из маминых рук спичку и папиросу. При этом пес еще отчаянно фыркал, чтобы задуть ненавистное ему пламя. Мама вскоре привыкла к нахальным выходкам новоявленного любителя здорового образа жизни. Но частенько навещавшие нас курящие гости, не будучи заранее Нами уведомлены о собачьих вольностях, при наскоках на них Швейка приходили в смятение.

Несколько спокойнее гости реагировали на несобачьи пристрастия нашего пса в еде: в отличие от подавляющего большинства своих сородичей Швейк проявлял заметную склонность к селедке и ел сырые овощи, в частности морковку. Мясо, правда, он тоже не отвергал, но культа из этого продукта не делал.

Своеобразные наклонности Швейка доставляли всем членам нашей семьи большие трудности при прогулках с этим своенравным зверем. Едва он оказывался во дворе, то, не выказывая особых желаний делать положенные каждой вышедшей гулять собаке процедуры, устремлял свой горящий взор на первую же оказавшуюся в поле его зрения сучку. Дальнейшее, как говорится, было делом техники. Швейк не желал терять время ни на знакомство, ни на ухаживание. Он сразу же устремлялся к своей жертве и, мгновенно оседлав ее, начинал совершать возвратно-поступательные движения греховной частью своего тела.

Нередко во время такой «верховой езды» наш шалун оказывался не в состоянии расстаться с любимой. В таких пикантных ситуациях сильное смущение приходилось испытывать кому-то из сопровождавших хвостатого Казанову членов нашей семьи. Согласитесь, что держать на поводке двух намертво соединившихся греховодников — занятие не самое приятное.

Любовные пристрастия Швейка в конце концов сыграли с ним злую шутку. Однажды, когда он уже поставил свою жертву в партер, его атаковал оказавшийся в это время рядом Отелло и, недолго думая, избавил нашего «бабника» от его замечательного хвоста.

Горе-любовник явился домой весь в крови, волоча за собой остаток хвостика, державшегося на одной коже. Это событие произвело на нас с Юлей впечатление непоправимой трагедии. Не помню, сколько дней мы оплакивали Швейкину утрату. Но главное, что он остался жив.

К сожалению, наш любимый песик вскоре пропал. Мы долго пытались его найти. Но наши усилия не увенчались успехом. Швейк пропал навсегда. Юля до сих пор уверена, что он погиб на дуэли из-за неразделенной любви.

Очередная наша встреча с милым другом человека произошла, когда мы уже переехали на Петровку. В нашей квартире жила семья Вадима Всеволодовича Кондакова, в состав которой входили его супруга Любовь Константиновна, их сыновья Лев и Игорь, а также беспородная умница, позаимствовавшая из кинофильма о Тарзане имя Чита. Это беспородное существо отличалось удивительным умом, находчивостью и хитростью. О ней я не буду рассказывать очень много. Все же она была членом не нашей семьи. Но то, что она являлась всеобщей любимицей, факт непреложный.

Спустя несколько лет, когда мама, Юля и Лена переехали в район Ярославского шоссе на Палехскую улицу, у них появился породистый тибетский терьер женского пола. Назвали нового члена семьи тоже Читой в память об ушедшей из жизни собачке, жившей с нами несколько лет на Петровке.

Сейчас уже не помню, кто научил новоявленную Читу чрезвычайно почтительному отношению к нашей стареющей маме. Едва наступало утро, и мама собиралась вставать со своего дивана, как Чита, словно верная служанка, всегда оказывалась рядом и подавала маме... тапочки. Причем делала это не просто так, а с поразительным вниманием и аккуратностью: против правой ноги Чита ставила правую тапочку, а против левой ноги — левую. И обе тапочки стояли носками вперед, чтобы мама могла обуть их не нагибаясь.