— Нужно домой! — вздыхает он.

— Иди, иди, а то родные затревожатся. А я тут заночую. Люблю на воле! Иди! Да свою добычу не забудь.

И Федор Фомич подает Ване самую громадину. Ваня отказывается:

— На ваши кружки ловили, значит, и рыба ваша.

— А работа? — возражает старик. — Мало ль ты потрудился? Бери!

И мальчик, смущенный и торжествующий, мчится домой.

Тетя и сам дед ахают над его трехкилограммовой щукой, а Ваня рассказывает, рассказывает… Как ездили на лодке, ставили кружки, как он тащил добычу… Но больше всего говорит он о своем новом друге:

— Я такого человека никогда в жизни не видал. Он все про рыб знает! И добрый какой! Мы с дядей Федором дружить решили.

Назавтра, лишь разгорается красная чистая зорька, Ванин дед будит мальчика:

— Рыбак! Рыбу проспишь!

Мальчик вскакивает, в минуту одевается — и бегом на озеро.

Когда он бежит вдоль обрыва, внизу туман почти скрывает реку и так вот и течет вместе с ней. Вдали, где вечером варили уху, тумана уже нет. Из кустов поднимается синеватый дымок.

Ваня бежит лугом. Из-под ног у него, с посветлевшей травы, блещут искры росы, а позади ложится темноватый след. Как хорошо! С отмели снимается цапля и летит прямо в туман. Редко махая длинными крыльями, она всплывает над белым покрывалом озера, большая и сизая. В кустах возится и трещит хворостом Федор Фомич. Это он там для костра дрова готовит.

— А! Ванюша! Молодец, что не опоздал.

Заря над темной полосой леса яркая, ликующая.

— Дядя Федор, заря какая! Я такой никогда в жизни не видал!

Старик улыбается: много ль ты еще видеть-то успел!

Но мешкать некогда. Рыболовы быстро пересаживают живцов из корзинки, привязанной под кустом, в ведерко. Пескари, как говорит Федор Фомич, в корзине «отдохнули, как на курорте». И действительно, они очень бойкие.

Забрав ведерко и снаряжение, рыболовы выезжают на плес, и вскоре все десять кружков красуются на воде.

Солнце уже над лесом. Клев еще лучше вечернего: под кормовым сиденьем уже лежат две щуки и тройка окуней. А клеву еще не конец… Улов растет. Ваня счастлив и рыбой, и красотой свежего, чистого утра, и своим добрым товарищем.

Солнце плывет все выше, выше. Начинает припекать. Клев обрывается.

— Кончаем! — решает Федор Фомич.

Дома у Вани опять триумф. Еще бы! Принес двух крупных щук да трех окуней, тоже не совсем маленьких.

Поспав часа два, Ваня бежит помогать деду на покосе. А перед вечером — опять на рыбалку. Дома он уговорился, чтобы ночевать не ждали.

Дед знает Федора Фомича: человек хороший и ребятишек любит. Конечно, не святой, но мальчишку-то никогда не обидит. Пораздумав, дедушка отпускает внука, хотя Ванина тетка (папина сестра, а дедова дочка) почему-то старается отговорить «Ванюшечку» от этой затеи. Да разве его отговоришь!..

У Федора Фомича уже заготовлено достаточно живцов. Для «пущей живности» они отправлены в лунку, вырытую на песчаной отмели.

— Давай-ка, Ваня, еще на уху наловим.

— Давайте!

Наудив пескарей, рыболовы перебираются на Светлое озеро. И опять Ваня ликует, видя, как кувыркаются и вертятся кружки, опять он наслаждается вываживанием крупной рыбы. И опять ему удается поглядеть на уток!

А потом вечером в кустах играет огонек и лижет котелок с готовой закипеть ухой. Прозрачный дымок поднимается прямо вверх, лишь чуть извиваясь в полном безветрии. Камышевки допевают свои незамысловатые песенки. Кроме усердствующих коростелей и перепелов заводит длинную трель и козодой. Как и вчера, на темной стороне неба, противоположной закату, сияют звезды. Уху сегодня хлебают в две ложки. Потом рыболовы лежат по сторонам костра на охапках нарезанного ивняка.

Федор Фомич рассказывает: на войнах девять лет пробыл. Тяжкие бедствия в Великую Отечественную войну не заставили его забыть прежнее — угрюмую, беспросветную муку в окопах первой мировой войны. И мальчику кажется, что он чувствует сырость земли, в которой томятся солдаты-окопники, видит доски и жерди бруствера, заменившего этим людям горизонт, да кусок тяжелого, задымленного неба над головами. Он видит поле, изуродованное снарядами, все в безобразных сетях колючей проволоки; он видит русских солдат, бегущих в атаку под градом немецких пуль…

— Дядя Федор, а у вас Георгиевский крест был?

— И сейчас берегу, Ванюша.

Добрый, ласковый дядя Федор становится для Вани настоящим героем.

— В гражданскую, Ваня, куда легче было. Конечно, тоже не сладость: и осколком ранило, и голодновато приходилось, да все не то, что в окопе распроклятом. На ходу воевали — в деревнях да в городах ночевали. Да и знали, за что бьемся. Так и пели: «Мы смело в бой пойдем за власть Советов!..»

Старый солдат умолкает, но слушателю мало.