Мятежники за это время покуражились и в Казани, и в Малыковке, и в Саратове — везде, где служил в последние месяцы Державин. Закрепиться в этих пунктах они не могли, Пугачёву приходилось уклоняться от сражений с войсками расторопного премьер-майора Ивана Ивановича Михельсона, но погромы наводили ужас на дворян, а хозяйственная жизнь местных помещиков (в том числе и Державиных) окончательно расстроилась… Приходилось надеяться только на царскую помощь — когда-нибудь, в неопределённом будущем, когда утихнут грабежи.

Неприятности продолжались. Державин послал в Сызрань к Мансурову Серебрякова — с требованием подкрепления. Старый пройдоха прихватил с собой сына и двинулся в путь. Но до Мансурова не доехал: попал в руки разбойников, беглых солдат, которые ограбили и убили и его, и сына. Кто знает, может быть, они напали на Серебряковых не только ради поживы, но и по идейным причинам? Проворный, неугомонный Серебряков многим успел насолить, а для сторонников «Петра Третьего» стал первым врагом. Державин лишился энергичного помощника, короля иргизских лазутчиков.

Пришла беда — отворяй ворота. С малыковским казначеем Тишиным Державин нередко спорил, они не всегда ладили: тот не желал подчиняться беспрекословно какому-то поручику, препятствовал пополнению боевого отряда. Но, отступая из Шафгаузена, Державин приказывал ему на время удалиться из Малыковки. Пугачёвцы наступали, и следовало спасать голову и казну. Тишин эвакуировался ненадолго — на близлежащий речной островок, вместе с семьёй. Никакого наступления пугачёвцев не последовало, и, проклиная раскомандовавшегося преображенца, Тишины решили вернуться в Малыковку. А село уже было охвачено хмелем бунта! Большой пожар, как это часто случается, возник из-за копеечной свечки. Всего лишь несколько пугачёвцев тихомолком явились в Малыковку на гулянье — а встретили их как героев. Те, кто несколько дней назад кланялся до земли Державину и Тишину, превратились в дружинников «государя Петра Третьего». Супругов Тишиных схватили сразу — не успели они выйти из лодки. Казначея жестоко избили, казначейшу изнасиловали возле церковных врат. Потом принялись за детишек — с уханьем разбивали им головы. Наконец Тишиных повесили, а для верности ещё и расстреляли. Пугачёвцы покуражились, малость подкрепились — и ускакали прочь, а малыковцам — в том числе и пособникам разбойников — досталось тяжкое похмелье.

Когда Державин приблизился к Малыковке, страсти почти улеглись. Вернулись гарнизонные артиллеристы, похоронили погибших. Выявили виновников бесчинства — местных мужиков, сотрясавших топорами за Петра Третьего. Разъярённый Державин, появившись в селе, немедленно приговорил их к смерти. И — принялся восстанавливать порядок железной рукой.

Годы спустя Державин поведал обо всём без утайки и без смущения: «Чтоб больше устрашить колеблющуюся чернь и привесть в повиновение, приказал на другой день в назначенном часу всем обывателям, мужескому и женскому полу, выходить на лежащую близ самого села Соколову гору; священнослужителям от всех церквей, которых было семь, облачиться в ризы; на злодеев, приговорённых к смерти, надеть саваны. Заряженную пушку картечами и фузелёров 20 человек при унтер-офицере поставил задом к крутому берегу Волги, на который взойти было трудно. Гусарам приказал с обнажёнными саблями разъезжать около селения и не пускать никого из онаго с приказанием, кто будет бежать, тех не щадя рубить. Учредя таким образом, повёл с зажжёнными свечами и с колокольным звоном чрез всё село преступников на место казни. Сие так сбежавшийся народ со всего села и из окружных деревень устрашило, что хотя было их несколько тысяч, но такая была тишина, что не смел никто рта разинуть. Сим воспользуясь, сказанных главнейших злодеев, прочтя приговор, приказал повесить, а 200 человек бывших на иргизском карауле, которые его хотели поймав отвести к Пугачёву, пересечь плетьми. Сие всё совершали, и самую должность палачей, не иные кто, как те же поселяне, которые были обвиняемы в измене. Державин только расхаживал между ними и причитывал, чтоб они впредь верны были Государыне, которой присягали. Народ весь, ставши на колени, кричал: „виноваты“ и „рады служить верою и правдою“». Вот такая мистерия, наскоро сочинённая и отрежиссированная одним махом, в приступе ярости. В тот день высекли не меньше двухсот крестьян — добрую половину мужского населения Малыковки. «Народ пьянел, терял обыкновенное русское свойство — здравый смысл», — писала графиня Блудова. Державин всё это видал своими глазами.

Не удержусь от банального комментария: перечитывая стихи Державина, будем помнить, в каких схватках огрубела его душа и закатился ум. Стихи и в те дни возникали в его душе, но некогда было писать: каждый день — допросы, подготовка к новым сражениям. Гражданская война в Поволжье — это вам не шарканье по дворцовым паркетам. Тут приходилось даже родню подозрительных крестьян превращать в заложников.

В Малыковку Державин со своим отрядом на редкость своевременно нагрянул транзитом, путь его лежал в киргизские степи. Неутомимого поручика встревожили метания колонистов — «рассудительных европейцев», кое-кто из которых примкнул к повстанцам. В то же время киргиз-кайсацкие (по преимуществу) кочующие отряды изрядно пограбили мирных немцев, угнали скот, взяли пленных.

Державин воспринял ситуацию как новый шанс отличиться — и без колебаний решился на крупнейшую в своей биографии военную операцию — поиск в киргизскую степь. Ему удалось сформировать небольшой, но боеспособный отряд: 25 гусар, несколько казаков да 300 русских крестьян и немцев-колонистов. С гусарским авангардом Державин двинулся в поход 21 августа — и грозой промчался по деревням. Ещё до малыковских экзекуций среди новых повешенных оказался один из убийц Серебрякова. В Малыковке Державин получил многочисленное подкрепление — около семисот ратников и снарядил обозы.

Следовало отрезать воинственных кочевников от основных сил Пугачёва — соединившись, они бы стали настолько грозной силой, что отрядам, вроде державинского, пришлось бы совсем туго.

Не тогда ли впервые зазвучала в воображении Державина победная строка — «Богоподобная царевна киргиз-кайсацкия орды…»? Правда, обстановка складывалась не триумфальная — легче было самому оказаться повешенным, чем захватить Емельку.

Воинство Державина двигалось к Узени — а Вильгельми пытался настичь приятеля письмом, в котором рассказывал о новых набегах киргизов на немецкие колонии. Даже патера они захватили в плен.

Главная боевая сила Державина — 25 гусар. Он разделил их на два отряда и атаковал киргизскую тысячу в верховьях Малого Карамана. Короткая схватка — и киргизы бросились прочь на своих лёгких лошадках, оставив Державину награбленное. 48 кочевников пришлось похоронить, шестерых взяли в плен. Главный успех — освобождение «киргизских пленников»: их было около тысячи! 811 колонистов из Европы, 20 малороссов и трое русаков. Как трусоватым (судя по сражению) киргизам удалось добиться покорности от столь многочисленной толпы — загадка.