— Сходи в булочную. Батон и полбуханки чёрного. Деньги в сумке.

И чья-то рука в сером вязаном рукаве высунула в дверь сумку.

— Скорее! Мне холодно! — сказал грубый голос.

Тимка уставился на сумку. Обычная хозяйственная сумка, чёрная, блестит «молния».

— Скорее! Какой ты неповоротливый мальчик!

Тимка взял сумку, дверь закрылась. Он спустился с крыльца, оглядел домик. Тёмные окошки, закрытые форточки, снег на крыше, на деревянных наличниках. Кто там сидит в темноте? И кто хочет есть в пустом, оставленном доме батон и половинку чёрного? И что будет, если он не пойдёт в булочную? А почему не пойти, если человек попросил? А вдруг это разбойник или бандит? А он, Тимка, как дурачок будет ему хлеб носить? А вдруг не разбойник и не бандит? А он как дурак испугается человеку хлеба принести?

В голове у Тимки всё перепуталось, закружилось, и, совсем плохо соображая, он пошёл в булочную. На дне сумки лежал чёрный кошелёк на кнопочке, обыкновенный кошелёк, у Тимкиной мамы точно такой. В кошельке был рубль. Тимка купил хлеба, вернулся, отыскал возле облупившейся двери кнопку звонка, нажал её. Звонок молчал. Тимка подождал немного и осторожно постучал в дверь. Зашаркали за дверью тапки, грубый, простуженный голос сказал:

— Слышу, слышу, сейчас.

Дверь приоткрылась, высунулась рука в сером рукаве, взяла сумку, и дверь закрылась.

— Спасибо, — пробурчал хриплый голос уже из-за двери.

— Скажите, пожалуйста, вы кто? — спросил Тимка. Ему не ответили.

Он подождал немного, домик молчал. На крыльцо, пока Тимка ходил, насыпало снега, и домик опять казался совсем необитаемым.

— Тима, ты что здесь делаешь? — спросил голос, от которого Тимку сразу бросило в жар. Перед ним была Катя; его тут же бросило в холод. — Я иду, смотрю, ты здесь мечешься, вокруг этого домика. Не сидишь, как всегда, на ступеньках. Что случилось?

Может быть, он и не стал бы рассказывать Кате эту историю с булочной. Но она задала вопрос, а быстро придумать что-нибудь другое Тимка не сумел. И он рассказал, как всё было, как открылась дверь, как грубый голос говорил с ним, как у него в руках оказалась сумка и он пошёл в булочную.

— А где же эта сумка?

— Отдал.

— Кому?

Тимка всё ещё не понял, что Катя ему не верит. Он объясняет:

— Тому, у кого взял. Постучал в дверь и отдал.

— И не видел, кто там?

— Не видел. Как же я мог видеть, Катя?

— Выдумываешь разные сказки. Посмотри, дом давно пустой, никого в нём нет. И света в окнах нет.

— Вот я и говорю — света нет, а человек есть.

— В потёмках? Сидит и ест батон? Получше не мог придумать?

— Вот я и говорю, — почти кричит Тимка. — В потёмках! Ест! Откуда я знаю? Я сам не знаю!

— А не знаешь, не выдумывай. Я тебя по-человечески спросила, а ты разыгрываешь. Нечестно.

Катя хотела уйти.

— Подожди! — крикнул Тимка. — Сейчас увидишь.

Он взбежал на крылечко и громко, изо всех сил постучал в зелёную обшарпанную дверь. Сейчас зашаркают тапки, грубый голос раздастся за дверью. Катя во всём убедится. Тимка посмотрел на Катю — она даже побледнела, ожидая, что же сейчас произойдёт. Но ничего не произошло. За зелёной дверью было полное безмолвие.

Катя повернулась и медленно пошла от Тимки.

Она не поверила, что там, где никто не живёт, живёт человек.

Тимке и самому уже казалось, что этого не может быть. Темные окна, ни звука в доме. Здесь кроется какая-то тайна, и Тимка её обязательно разгадает.

— Некрасиво обманывать! — сказала Катя и скрылась в своём подъезде.

Борис Золотцев сидит на дереве и смотрит вдаль. Вдали проезжает грузовик с прицепом; грузовик длинный, и прицеп длинный, и во всю длину лежат тонкие стальные трубы и всё равно не помещаются, сзади свисают, как хвосты, вздрагивают, и, хотя грузовик уже проехал, Золотцев слышит, как звенят эти трубы.

А вон спешит-торопится Света Агеева. Скоро пять лет учится и ни разу не опоздала к началу урока.

— Эй, Агеева! Что так медленно идёшь? Звонок давно был!

Она вздрогнула, пошла быстрее. Потом догадалась, показала Золотцеву пальцем на висок и опять пошла медленнее.

А Борис уже и не смотрит на неё. Вон идёт Тимка. Спокойно шагает, смотрит по сторонам, очки блестят. Хороший человек Тимка, только слишком тихий и задумчивый. Золотцеву больше нравятся люди шумные, лихие.