— Уж не автостопом ли?

— Только ты — послушная девочка из порядочной семьи — всегда ездишь общественным транспортом, — отрезала я.

Ну вот, не успела я войти в дом, как она в печенку лезет. Кажется, убежала я от них за тридевять земель, а она все продолжает меня воспитывать. И неужели я по ней скучала? Так вот, если еще когда-нибудь я соскучусь по ней, я себе голову о стенку разобью! Чтобы опомниться.

— Есть не хочешь?

— Не беспокойся, лучше расскажи мне, что тут у вас происходит.

— Ничего особенного, — ответила она, но голос предательски задрожал.

Она абсолютно не умеет врать. До сих пор у нас ходит в доме легенда, как она написала в своем дневнике, оправдывая пропуск занятий, что у нее был расстроен желудок… Сначала класс, а потом вся школа долго веселилась по этому поводу. Бывают случаи, когда приличнее соврать.

— Что у тебя случилось?

Уж я-то ее хорошо знала. Всегда видно, когда у нее что-то не в порядке. Тогда с ней даже можно кое-как общаться.

— Так, ничего.

И тут же бросила на меня трагический взгляд и отчаянно зашептала:

— Я попалась, Гелча!

Я не сразу поняла, о чем речь, но страшно удивилась, потому что Гелчей она называет меня крайне редко.

— У меня появились подозрения, я сделала анализ, и вот сегодня пришел положительный ответ.

Ах, вот оно в чем дело!

— Ну что ж такого? Будешь снова нянчить ребеночка!

— Не хочу!

— И не надо. Теперь аборты разрешены.

— Откуда тебе все так хорошо известно? — не удержалась Милуш.

— А ты что, не знаешь, сколько девушек сегодня выходят замуж еще в гимназии? — высокомерно бросила я. — Как ты думаешь, почему мама была в таком восторге от баскетбола? Ведь только из-за баскетбола у меня не было времени на гулянки, выпивки, курение, наркотики, знакомства… Разве не так?

— Надо думать, теперь у тебя есть на это время?

— А, брось, у меня другая программа. По крайней мере, на ближайшее время, так что оставь свои глупости. Смотри-ка, мы опять говорим обо мне. Если не ошибаюсь, речь поначалу шла о тебе.

— Любош против аборта, — объявила она.

Надо же, в таком отчаянии, а без Любоша ни шагу. Кому бог ума не дал, тот за чужую спину прячется.

— Что ж, твое дело. Раз ты все решила с Любошем, какого черта ты советуешься со мной?

— Потому что именно сейчас я мечтала заняться настоящим делом! — закричала она. — Это у меня был красный диплом, а не у него! А теперь он в научно-исследовательском институте, а я болтаюсь в больничной лаборатории! Ты обзываешь меня лаборанткой, и ты права, а я лучший биолог, чем он химик.

— Была, — ответила я. — Пора уже к этому привыкнуть, если ты ничего не хочешь делать и ничего не хочешь менять, — продолжала я противно-утешающим тоном, каким успокаивали меня мама, Дуда, Ивета (не говоря уже о Марии и Еве).

Я бы тут возмутилась, а Милуш кивнула в знак согласия, и я увидела прежнюю Милуш. Видно, с ней нужно только так разговаривать.

— Возможно, ты и права. Ну ладно, есть не хочешь, беги к маме. У нее как раз сейчас тренировка, она очень обрадуется. Уж она так соскучилась, что все время не отходит от телефона. Страшно даже взглянуть на счет…

— Не беспокойся, я могу разбить свою копилку.

В ответ она бросила в меня мокрой тряпкой, которую все время держала в руках. Вот характер: готова все время убирать и вылизывать, хотя уже созрела для психодрома! Конечно, я поймала эту тряпку, отпасовала ее и не промахнулась. Уже захлопывая дверь, я услышала крик опомнившейся Милки:

— Эй, Гелча, послушай, подготовь маму, век не забуду!

Еще бы, если появится новый член семьи, возникнет ситуация, которая коснется даже нашей мамы. А как же спартакиада, «девочки»? Осложнений наша мама не любит, хотя и утверждает, что ради семьи разрывается на кусочки. Разумеется, мама, наверное, тоже против аборта, но Милка все же опасается, боится ей сказать. Глупая клуша!

Когда я проскользнула в зал, мама будто бы и не удивилась. Мария по какому-то случаю описывала нам надсмотрщика на галерах — именно так выглядела сейчас мама. Она безжалостно гоняла своих подопечных по шведской стенке, и мне трудно было смотреть без смеха на то, как они задыхались, стремясь сохранить свою фигуру и доставить удовольствие маме. Старушки старались от души, но смотреть на это было невозможно.

— Привет, котенок! — обратила наконец на меня внимание моя родительница и помахала рукой. — Подожди, я скоро.