Шрифт:
Мы уселись на кожаное подобие садовой скамьи. Паркер открыл свой кейс.
— Держи, — сказал он, протягивая мне глянцевую папку. — Здесь посвященные Виктору материалы из прессы.
Я принял папку и, приподняв бровь, взглянул на Паркера:
— Материалы?
— Ага.
Открыв папку, я начал перебирать вырванные из журналов страницы и перепечатки газетных статей. Кто только не писал о Викторе Глассе — начиная с «Гарвардского юридического вестника» и заканчивая «Плейбоем». Вглядевшись в фотографию Гласса, я понял, что где-то его уже видел. Скорее всего, на экране телевизора.
Я продолжал рыться в бумагах. Написано о Викторе Глассе было немало. А затем я наткнулся на нечто, написанное самим Виктором Глассом. На статью в «Нью-Йорк таймс», озаглавленную «Туповатое правосудие». Доводы, в ней содержавшиеся, были просты. От юристов требуется наличие высшего образования. От судей тоже. Почему же его не требуют от присяжных?
Чтение оказалось увлекательным. Особенно последние два абзаца:
Девять из двенадцати присяжных, заседавших на процессе О. Дж. Симпсона, университетского образования не имели. Служит ли это помехой для того, чтобы позволить им наслаждаться всеми свободами, которые гарантируются нашим обществом? Разумеется, нет. Служит ли помехой для того, чтобы позволить им ограничивать свободу другого человеческого существа? Решайте сами.
Обстоятельства, помешавшие человеку поступить в университет, еще могут как-то учитываться, когда его принимают на работу, но для системы правосудия они никакого значения не имеют. Однако уровень образования непосредственно сказывается на способности человека выстраивать умозаключения, в том числе и на способности оценивать показания и улики. И какие же обязанности сопряжены с большей ответственностью, чем обязанности присяжного?
— Просто чтобы вы знали, дизайнера мы уволили, — произнес чей-то голос.
Я поднял взгляд и увидел стоящего посреди приемной Виктора Гласса. Он был без пиджака, с закатанными до локтей рукавами рубашки. И он не послал за нами свою секретаршу, а предпочел выйти сам. Приятный штрих.
Виктор подошел к нам и крепко пожал Паркеру руку. Они обменялись репликами о том, как приятно им видеть друг друга. Я тоже встал, и Паркер представил меня:
— Виктор, это Дэвид Ремлер.
— Не сомневаюсь, — сказал тот. — Я так понимаю, вам не очень-то везло на этой неделе.
— А ведь еще только вторник, — ответил я.
Виктор улыбнулся. Зубы у него были белее белого. И я вдруг понял, что такое внешность кинозвезды. Холеный и подтянутый — такими мы обычно видим адвокатов на киноэкране. Но Виктор был адвокатом настоящим и, если Паркер прав, одним из самых лучших. При этом лет ему было не больше сорока.
— Почему бы нам не перебраться в мой кабинет? — сказал он. — Поговорим о том, каких удач могли бы мы ожидать от остатка этой недели.
Мы прошли за Виктором по длинному коридору. Кабинет его, расположенный в углу здания, охраняли две стражницы — блондинка и брюнетка.
— Не соединяйте меня ни с кем, Эшли, — попросил он блондинку. Брюнетка последовала за нами в кабинет Виктора.
— Хотите кофе? — спросил он.
От кофе мы отказались. Секретарша № 2, вежливо улыбнувшись, удалилась.
— Ну хорошо, — сказал Виктор.
Он отвел нас в ту часть кабинета, где стояли четыре больших мягких кресла. Я опустился в одно из них, огляделся вокруг. Вдоль ближайшей ко мне стены тянулся гигантских размеров книжный шкаф. В углу, перед огромным окном с видом на Ист-Ривер, стоял массивный письменный стол Виктора.
Все уселись.
Паркер уже обрисовал Виктору картину в целом. Тем не менее адвокату захотелось слышать меня. Я рассказал ему все — насколько мог внятно и спокойно.
По ходу рассказа Виктор задал мне несколько вопросов. На первый взгляд он просто восполнял пробелы — проясняя моменты, о которых я либо высказался не слишком ясно, либо просто забыл упомянуть. Однако на деле он подвергал мой рассказ проверке. И похоже, его интересовали не столько мои ответы, сколько то, как я их даю. То есть вспоминаю ли я подробности или подтасовываю их.
— Вот из-за этого мы и оказались здесь, — закончил я.
Виктор несколько мгновений просматривал сделанные им заметки. Потом взглянул мне прямо в глаза:
— Так это вы убили Конрада Берча или не вы?
— Я только что сказал вам, что не убивал его, — не без вызова ответил я.
— Ну да, — отозвался Виктор. — Ваш рассказ говорит в пользу этой версии.
Тон его мне определенно не понравился.
— Да нет, все в порядке, — сказал он. — За вас говорил язык ваших жестов. Конрада Берча вы не убивали.
— Приятно, что мой адвокат мне верит, — пошутил я.
— Да, разумеется. Однако адвокатом вашим я не буду, — ответил он.
Я взглянул на Паркера — он выглядел не менее обескураженным, чем я.
Я всплеснул руками:
— Меня что же, никто представлять не хочет?
— Я о другом, я не буду основным вашим адвокатом, — сказал Виктор. — То есть в случае, если дело дойдет до процесса.
— Но почему? — спросил я.
— Потому, что я мужчина, вот почему.