— Разве я не просил не перебивать меня?

Хеммерсон извинился, и Ломакс двинулся дальше:

— Оставляя в стороне анонимность отправителя, первейший для меня, связанный с процессом вопрос состоял в том, какими должны быть последствия того, что я увидел этот снимок. Доктору Ремлеру я показал две фотографии. А в посланном мне конверте находилась, как я уже сказал, одна.

Причина проста. Закон требует, чтобы я исходил из невиновности доктора Ремлера. Я также обязан предполагать, что он никакого отношения к доставке мне этой фотографии не имеет. Однако при этом я и на слово доктора Ремлера полагаться как на доказательство не могу. — Ломакс взял со стола первую из показанных мне фотографий, поляроидную. — Именно поэтому здесь присутствует еще один снимок. Иными словами, мне требовалась контрольная группа.

То есть он устроил мне проверку.

— Вчера, вскоре после получения конверта, я попросил Юнис выйти с фотоаппаратом, который мы держим в офисе, на улицу. Я попросил ее подыскать женщину, отвечающую описанию предполагаемой пациентки доктора Ремлера, и сфотографировать ее. — Ломакс умолк, коротко взглянул на снимок. — Кстати, должен сказать, что, по-моему, Юнис потрудилась на славу.

Я взглянул на Юнис, записывавшую комплимент Ломакса. Она чуть заметно улыбалась.

— Вы все видели, каким образом я использовал и эту фотографию, и ту, что была мне прислана. Вы видели также реакцию доктора Ремлера. Некоторым из вас мои действия могут показаться выходящими за пределы прерогатив судьи. Сейчас я предоставлю обеим сторонам возможность высказать свое мнение, однако прошу помнить: что касается правовой точки зрения, я уже проработал ее у себя дома.

Судья откинулся на спинку кресла и сцепил на затылке пальцы.

Первым высказался Хеммерсон:

— Как можем мы знать, что фотография послана вам не самим обвиняемым или кем-то, кто выполнял его поручение?

Терри быстро глянула на меня — желая увериться, что я помалкиваю. Инстинкт требовал, чтобы я попытался себя защитить, однако у меня уже был такой защитник, что лучше и не придумаешь, — судья.

Ломакс:

— Да, вполне можно предположить, что фотографию послал мне доктор Ремлер и/или кто-то из его адвокатов, однако тут возникает вопрос: почему они не сделали это раньше? Дело в том, что если вы внимательно присмотритесь к фотографии, то поймете — снята она далеко не вчера. На самом деле несколько месяцев назад. Примерно в то время, когда доктор Ремлер был арестован.

— Разве на ней отпечатана дата? — спросил Хеммерсон.

Ломакс с деланно скромным видом покачал головой.

— Тогда откуда же вам это известно?

— Видите ли, я большой поклонник Марка Ротко, — ответил Ломакс и ткнул в фотографию пальцем. — Видите красную полоску на заднем плане? Это реклама выставки Ротко. Я знаю это, потому что посетил ее — в прошлом октябре.

Вот так Марк Ротко и стал для меня любимейшим из художников всех времен и народов.

Загнанный в угол Хеммерсон понял, что тут он проиграл, и попытался подобраться к Ломаксу с другой стороны:

— Ваша честь, как бы там ни было, вы, как судья, обладаете правом игнорировать содержимое этого конверта.

— Да, обладаю, — ответил Ломакс, снова опуская снимок на стол. — Но тут возникает проблема. Во-первых, где-то существует человек, которому известно, что я эту фотографию получил. И если я закрою на нее глаза, это вовсе не означает, что так же поступят и все остальные. Кто может с уверенностью сказать, что какая-то из газет не получит подобного же анонимного послания? И что тогда будет?

Хеммерсон был огорошен:

— Неужели возможно, чтобы угроза со стороны средств массовой информации диктовала вам, как следует поступить?

Ломакс покачал головой:

— Пресса меня не волнует. — Он снова взял снимок. — Даже если пациенткой доктора Ремлера эта женщина не была, она все равно существует. Только отыскав ее, мы сможем узнать все наверняка. Является ли она важной свидетельницей, подозреваемой или ни в чем не повинной прохожей, нам необходимо найти ее. Сколько бы мы ее ни игнорировали, существовать она от этого не перестанет.

Хеммерсон был вне себя.

— Неужели вы действительно собираетесь поступить так, как я думаю?

— Да. Я прерываю процесс. Необходимо новое полицейское расследование. Возможно, Саманта Кент узнает эту женщину.

— А если выяснится, что все это обман, попытка избежать обвинительного приговора, что тогда? — спросил Хеммерсон.

— Тогда мы начнем все сначала, — ответил Ломакс.

Нельзя сказать, что мы праздновали победу, но в целом вечер прошел неплохо — улыбки, шутки, смех, спиртное и снова спиртное. Был даже провозглашен тост.

— За таинственного фотографа, — произнес, поднимая бокал, Виктор.

И все с удовольствием выпили. На меня, просидевшего столько времени на кока-коле, происходившее производило впечатление приятной новизны.

Компанию мне, Виктору и Терри составляли Паркер и Стэйси. А сидели мы все в роскошном «Книжном баре» на Гудзон-стрит.

Услышав слова Виктора, я поневоле задумался. Кто мог сделать снимок? И зачем? Я понимал: фотография, посланная Ломаксу, доказывала, что кто-то пытается спасти меня, однако то, что ее сделали именно с этой целью, представлялось мне в высшей степени невероятным. Но в чем тогда состояла изначальная цель слежки за мной? Или ее вели не за мной?