Они были там где-то в зазеркалье.

Или в зазеркалье мы?

Выступал Ходорковский. Говорил, что не будет хитрить и «прятаться за процессуальные зацепки». Что «политическая подоплека всего дела “ЮКОСа” очевидна», но он не будет «говорить о политической составляющей данного обвинения, чтобы не затуманивать суть».

Не думаю, что это «затуманивание сути», скорее прояснение. И говорить об этом следовало, причем еще на первом процессе.

«Я не могу отвлечься от последствий событий 2003–2005 гг., т. к. они иллюстрируют реальную значимость дела “ЮКОСа” для нашей страны, нашего общества, — говорил Ходорковский. — Не могу не напомнить, что сразу после моего ареста из третьего чтения была отозвана поправка в УК, позволявшая освобождать от уголовной ответственности за налоговые правонарушения при возмещении ущерба. Вакханалия подобных дел в последующие три года стала прямым следствием. Как прямым следствием дела “ЮКОСа” стал переход и рейдерства на совершенно иной качественный уровень — широчайшее использование при отъеме чужой собственности госресурса, включая правоохранительные органы, на коммерческой основе».

«Поправка в ст. 73 УИК РФ, позволяющая отсылать людей из Москвы в Читу, была внесена тоже по понятной причине, но зацепила десятки тысяч людей, — говорит он. — Так же, как десятки тысяч наших граждан зацепил отказ от двух планировавшихся амнистий и выхолащивание амнистии ко дню 60-летия Победы, снятие широко обсуждавшегося проекта о зачетных сроках в СИЗО».

«То, что одним из наивно скрываемых мотивов стали конкретные интересы конкретных чиновников по делу “ЮКОСа”, — ни для кого не секрет. Более того, эта информация последовательно распространяется, в частности, сотрудниками ФСИН».

«Мой девиз в этом процессе взят у советских политических диссидентов 70-х: “Власть, выполняй свои законы!”».

И началась рутина.

Защита заявляла ходатайства, судья по большей части их отклонял. Михаил Борисович просил разъяснить обвинение, понять которое невозможно в принципе в силу его противоречивости.

Зачитали запись в протоколе допроса Платона Лебедева: «Суть обвинений не только не понятна, но и является абсурдной, поскольку находится за пределами здравого смысла». И зал взорвался аплодисментами.

«Воздержитесь от аплодисментов! — сказал судья. — Если это будет повторяться, я попрошу судебных приставов очистить зал».

«То пишут в обвинении, что нефть похитили, то пишут, что предприятия реализовывали эту же нефть на экспорт, — добавил Платон Лебедев. — Мне это не смогли разъяснить, мне это бесполезно разъяснять, у меня ясный ум и сознание, и документы о моем психическом здоровье имеются, а вот сведения о психическом здоровье прокурора Лахтина у суда отсутствуют».

Никто ничего не стал разъяснять.

Прокуроры стали зачитывать текст обвинения. Сначала по Ходорковскому (неделю), потом по Лебедеву (еще неделю).

Прокурор Лахтин то и дело запинался, бубнил, с трудом продирался сквозь иностранные названия фирм и называл бенефициаров «бенефициантами».

А сторонники подсудимых на каждое заседание приносили цветы и ставили букеты на столы защитников.

И так весь процесс.

В самый разгар «лахтинских чтений» 15 апреля 2009-го Дмитрий Медведев дал большое интервью «Новой газете». Спросили его и о деле «ЮКОСа»: предсказуем ли для него исход.

«Предсказуемость судебного решения, судебного приговора для президента — противоправна, — сказал Медведев. — Это — знак нарушения закона. А для всех остальных свободных комментаторов — дело личное. Для государственных служащих и для президента никакой предсказуемости в любом судебном процессе, в том числе упомянутом Вами, нет и быть не должно».

И кое-кто ведь действительно поверил, что ничего еще не решено.

Когда я слушаю Дмитрия Анатольевича, каждый раз вспоминаю старый пошлый анекдот.

Приходит пациент к сексопатологу.

— Доктор, у меня с женщинами не получается…

— А сколько ж лет-то вам?

— 82, но моему приятелю — 85, а он говорит, что у него все нормально.

— Откройте рот, покажите язык. И что ж вам мешает?

27 апреля, менее чем через две недели, прокурор Ибрагимова полностью опровергла медведевское интервью. «Лебедев, все бесполезно, что запланировали, то и сделаем», — сказала она под смех зала.

В тот же день выяснилось, что обвинение отказывается арестовывать имущество, которое считает преступно нажитым. Оно и понятно. После банкротства «ЮКОСа» это имущество главным образом перешло к «Роснефти».

В тот же день прокуроры начали представлять письменные доказательства. Защита хотела исследовать и при необходимости комментировать каждый документ, а не просто их читать, но судья отказал ей в этом. Обвинение тоже ничего не комментировало. Документы просто читали, и все. И не было понятно, какой документ, что доказывает, откуда взялся и к чему относится.

Эта мука продолжалась до 29 апреля, после чего суд объявил перерыв до 12 мая.

«Они просто не умеют читать собственные документы», — заявил Михаил Борисович 29-го. И объяснил, что они не доказывают, а опровергают обвинение.