«Нефтеюганск ничем не отличался от десятков подобных городов, в которых я побывал за свою жизнь, — пишет мне Ходорковский. — Единственная особенность — стоит он на намывном грунте. Обстановка была обычная для того времени, тяжелая. Люди не получали зарплату по несколько месяцев. Приняли меня тяжело, как и всякого «варяга», да еще и не нефтяника, но опыта к тому времени уже хватало. За спиной несколько аналогичных проектов, пусть меньших масштабов, работа в Минтопэнерго… Справился.

Работа на буровой, как и еще на ряде объектов компании, — абсолютно необходимые для меня этапы «вхождения в обстановку». Конечно, никаких глупостей типа работы «инкогнито» я не делал. К тому времени я был уже достаточно известным человеком. Да и не надо это. Рабочие, если что-то и скрывают, то недолго. Через день-два совместной работы тебя уже никто не стесняется.

Из происшествий, пожалуй, только окатило нефтегазовой смесью из-за остаточного давления в «Спутнике» (замерном устройстве). Было очень похоже на картинку в журнале — «нефтяники, умытые нефтью».

До этого я достаточно поработал и в стройотрядах, и на химзаводах, так что ничего особо сложного не было. Хотя, конечно, своей специфики хватало. Собственно, ее мне и требовалось понять. Например, важность логистики (схемы и способы перемещения людей по объектам в течение смены)».

Алексей Петрович Кондауров был первым из топ-менеджеров «ЮКОСа», который дал мне интервью. В 1993-м в звании генерал-майора он уволился из КГБ и вскоре перешел на работу в «МЕНАТЕП», а потом — в «ЮКОС», где возглавил аналитический отдел службы внутренней безопасности. Позже был советником аппарата президента ОАО «ЮКОС Москва». А в 2003-м был избран в Государственную Думу.

Письмо ему я отправила еще 11 ноября 2007 года. Рассказала о том, что пишу книгу, дала ссылки на мою публикацию в «Новой газете» и выступление на «Эхе Москвы», попросила о сотрудничестве.

Ответа не было до конца декабря.

Утром 25 декабря у меня зазвонил мобильник.

— Это Наталья Точильникова?

— Да.

— С вами говорит помощник депутата Алексея Петровича Кондаурова Татьяна Марковна.

— О, как приятно! — сказала я.

— Алексей Петрович готов с вами встретиться после 20-го января.

— Хорошо, это меня тоже устраивает, я как раз сейчас дописываю предыдущий роман и вся в нем.

— Я вам позвоню после 20-го.

— Буду ждать.

Только положив трубку, я осознала, что не давала им номера сотового. А также, что он зарегистрирован на моего мужа, у которого другая фамилия.

«Наверное, посеяла на каком-нибудь сайте», — предположила я. Но все мои попытки найти собственный номер с помощью «Яндекса» успехом не увенчались.

Ситуации прояснил один из моих знакомых ЖЖ-френдов, утверждавший, что работал в ФСБ:

«В сети — не в сети, это без проблем, т. е. ВООБЩЕ без проблем, к этому давно надо относиться философски. И в девяностые можно было из определенных мест слушать любую вертушку, у меня как раз стоял шкаф, откуда можно было это делать. Сейчас все еще проще и прозрачнее. Захотят — Ваш мейл-ящик прочитают, так что бояться нечего. Философски просто надо».

Видимо, генерал-майор ФСБ в отставке господин Кондауров за четырнадцать лет работы в бизнесе и политике не утратил квалификации. Или у него квалифицированные помощники.

После двадцатого господин Кондауров уехал за границу кататься на лыжах и на мои вопросы отвечал письменно. Очно мы познакомились весной в кулуарах Мосгосуда, где проходил процесс по делу Леонида Невзлина. Я сразу узнала Алексея Петровича по фотографии из Интернета. И он узнал меня. Мы разговорились и обнаружили, что знаем детали биографий друг друга. Ну, конечно, я прочитала о нем все, что смогла найти в сети. И он не поленился. И я поняла, что общего между писателем и спецслужбистом: оба работают с информацией, хотя и по-разному, и для разных целей.

А потом с друзьями я иронизировала на тему, что, возможно, Кондауров знает меня еще с конца восьмидесятых, по «Демсоюзу», когда работал в пятом управлении КГБ, которое занималось диссидентами, и мы были по разные стороны баррикад.

Правда, сам Кондауров утверждает, что «сидел на контртерроре» и инакомыслящих не сажал.

«Ходорковский относится к тому типу руководителей, которые хотят знать и понимать всю технологическую цепочку функционирования компании как единого организма, поэтому он действительно надевал сапоги и ездил на скважины и даже работал на них, — пишет мне Кондауров. — Мне рассказывал один высокопоставленный менеджер компании, который не имел отношения ни к добыче, ни к разведке, как он с Ходорковским летал на Приобское месторождение: «Забросили на вертолете хрен знает куда. Болото, мошка, а МБХ прет вперед и, похоже, кайф от этого ловит». Ему действительно было по-настоящему ИНТЕРЕСНО, В КАЙФ.

Ходорковский при всей своей целеустремленности и прагматизме в глубине души, по-моему, оставался романтиком-олигархом, поэтому и необъяснимое с точки зрения обывательской психологии поведение: болотные сапоги, роковой доклад о коррупции на встрече с Путиным, отказ от бегства за рубеж и т. д.

Уверен, что даже у самого «разухабистого» работяги через пару минут после начала общения с Ходорковским пропадало всякое желание, если оно даже изначально было, разговаривать с ним матерно».

Вроде бы то, что босс бок о бок работал с ними, должно было понравиться рабочим, но мало кто поверил в искренность нового собственника: воспринимали либо как пиар, либо как попытку изучить общественное мнение, послушать, что говорят работяги.