– Этот конища с запалом?[18] Гражданин! Да вы лучше вдарьте меня по морде, но не употребляйте таких слов! Да где же у него запал, накажи меня Бог?! Настоящий конища довоенной продукции! И что ты в зубы заглядываешь? И зубы, и противной хвостовой полюс в исправности. Да этого коня хоть в подозрительную трубу разглядывай – всё на своём месте! Что? Триста дорого? Ну, молись, двести девяносто и десятку на пропой! Не идёт? Ну и за двести не пойдёт. Нехай постоит. Воздуху не занимать. А кормов он по три дня не просит – всё равно не даём! Походи, походи, товаришок! Ноги, видать, свои, не покупные. Походи!

– Ваша судьба, мадамочка, безусловная, но зависит она от одного ответственного короля из казённого дома. И загинаить король ваш признание какойсь-то блондинке, да вы не сумлевайтесь: с блондинкою у него антирес вроде как де-юре, а с вами дошло до факту, и видать это, дорогая, и по картам, и по вашей хвигуре…

А у вас, дорогой товарищ, недоразумение с трефовым королем.

По этой гризинатальной линии вроде тот король из контрольной комиссии, а по этой шпенпердикулярной – вроде из вашего учреждения.

И копаить, копаить король тот под вас разные ямы и закладаить фугасы.

И на пролетарское происхождение не надейтесь, оно у вас уже стёрлось.

А мозоль эта – ни к чему. Это портфельная. Комиссия на неё не обращает внимание.

Женская линия у вас сильно разрослась и совсем унистожила линию алиментарную.

А этот горбочек – от водочки. Выпирает он черезмерно…

– Держи! Держи! Лови! Товарищ милиционер! Эта голая сволочь украла у меня коробку пудры! Без штанов, мерзавец, ходишь, а красть умеешь?

– Граждане! Прошу в район, не выражаться! Там всё без вас будет сделано, по закону! В чём дело?

Кошмар

– Что? Женщина? Пустое! Куда ей! Детей рожать – правильно, полагается. Варить, стирать – штатные обязанности. Никто не возражает. А чтоб руководить наравне с нами – извините.

Так говорил своему приятелю Ковде гражданин Куценький, идучи 8 Марта в присутствие.

– И удивляюсь я, знаете, Владимиру Ильичу Ульянову-Ленину. Умный человек, а мог такое сказать: «Каждая кухарка должна научиться управлять государством».

Когда приятели сели в трамвай, Куценький продолжал:

– Ну, вот гляньте вы на эту кондукторшу. Куда она годится? Семь градусов мороза, а она уже билета не оторвёт как следует. Видите, на пальцы хукает. А всё ж туда – «управлять государством».

– Ваш билет? – спросила кондукторша.

– Льготный!

– А удостоверение есть?

– А то как же, – ответил Куценький.

– Предъявите.

– Сейчас.

Куценький долго обыскивал все карманы, лазил и в портфель – удостоверение не нашлось.

– А ещё с портфелем, – сказала кондукторшка. – Оштрафовать вас следовало б, да уже ради нашего дня не буду. Сходите, товарищ портфельщик.

Пришлось сойти.

– Вот гадюка! – пыхнул Куценький. – Уверен, будь кондуктором мужчина, никогда б такого не было. Оторвать билета не может, а права cвои показывает.

На работе в тресте Куценького встретила регистраторша.

– А! Тов. Куценький! Поздравляю. Сегодня и вы погуляете даже больше нас. Мы лишь два часа, а вам, наверно, на целый день счастье подскочило.

– Какое счастье? – подивился Куценький.

– Да вас на сегодня вызывают в суд. По какому-то там делу. Зайдите ко мне, я вам повестку дам.

Когда в суде Куценький увидел, что его домработница Люба тихонько разговаривает с какой-то молодой женщиной в пенсне и с огромным жёлтым портфелем, он понял, какое счастье привалило ему на 8 Марта.

«Подала-таки стерва», – едва успел подумать Куценький, как открылась дверь, и секретарша суда объявила:

– Суд идёт!

Вошли судьи: две женщины и один мужчина. Кресло председателя суда заняла пожилая женщина.

– Слушается дело по обвинению гражданина Сергея Пилиповича Куценького по статье…

Но Куценький уже не слушал.

«Упекут! – думал он. – Кругом одни женщины, женщины… Председатель – женщина, член суда – женщина, секретарь – женщина, защитник – женщина, истец – женщина. Кошмар!..»

Суд недолго рассматривал дело. Всё было ясно. Не платил домработнице Любови Приймаковой жалованье, два года не платил и в соцстрах, не давал выходных дней и отпусков, прописал её в домовой книге как племянницу. Приговор – заплатить жалованье за два года.