Протиснувшись сквозь толпу, я остановился прямо у него за спиной.

— Послушай, приятель. — Я вызывающе похлопал его по плечу. — Что конкретно ты имеешь против англичан?

Когда он обернулся, я внутренне собрался дать ему отпор. Сейчас мы увидим, чего ты стоишь, дешевый австралийский зануда!.. Но вместо того, чтобы ответить на мой вопрос, он переложил Оскар из правой руки в левую и протянул ее со словами:

— Привет, я Мэл Гибсон.

Это меня обезоружило.

— Э, привет. — Я с энтузиазмом пожал его руку. — Тоби Янг. Приятно познакомиться.

Я в очередной раз оказался ослеплен звездным сиянием известного человека. Возможно, в моей груди и билось сердце воина, готового где и когда угодно сразиться с Уильямом Уоллесом от имени всех ревностных англичан, но душой я был истекающим слюной поклонником.

И прежде чем хладнокровие успело ко мне вернуться, я почувствовал, как кто-то схватил меня сзади за воротник пиджака. Я хотел обернуться, чтобы посмотреть на того, кто посмел так грубо со мной обойтись, но меня резко оттащили и втолкнули в толпу.

Опять Грейдон!

— Господи Иисусе, Тоби, я больше не собираюсь тебе повторять, — рявкнул он. — НЕ СМЕЙ ПРИСТАВАТЬ К ЗНАМЕНИТОСТЯМ!

В редакцию «Вэнити фэр» я вернулся через два дня и был немедленно вызван к Грейдону. Ну вот, подумал я, так и знал. Он собирается устроить мне выволочку за то, что на приеме я надоедал Мэлу Гибсону. Однако когда я вошел в его кабинет, он сунул мне под нос экземпляр «Ивнинг стандарт». Газета была развернута на странице, где красовалась написанная мною история.

— Что это за бред?

— Статья кажется тебе недостаточно льстивой? — удивился я.

Вместо ответа он взял газету и начал читать вслух:

— «В прошлый уик-энд я прибыл в Лос-Анджелес ради церемонии вручения Оскара, и каково же было мое удивление, когда я узнал, что все мои друзья-англичане уехали из города. Почему? По-видимому, чтобы избежать конфуза из-за того, что их пригласили на прием "Вэнити фэр"». — Он бросил газету на стол и впился в меня обвиняющим взглядом: — И что ты скажешь на это?

Боже мой! Какой-то идиот из «Ивнинг стандарт» удалил предлог «не» из первого абзаца и тем самым исказил смысл статьи. Я немедленно пустился в путаные объяснения о том, как мне не удалось все проверить из-за проблемы с телефоном в ресторане, и даже упомянул, как мне при этом досталось от Дайаны Росс. Но он не только не избавился от скептицизма, но еще добавил имя Росс к длинному списку знаменитостей, которые «пострадали» от моего преследования тем вечером. В результате я должен был потребовать от редактора отдела газеты прислать письмо, подтверждающее тот факт, что в моей статье изначально имелась частица «не», даже несмотря на то что, по ее частному признанию, без нее материал «воспринимается намного лучше». Но даже это не убедило его до конца. Для него эта статья так и осталась моей обычной «ехидной» писаниной.

— Я последний раз разрешил тебе прийти на прием в честь вручения Оскара, — проворчал он.

Думаю, терпение Грейдона было почти на исходе. («И кто бы сомневался?» — так бы ответил на это Крис Лоуренс.) Сначала он терпеливо сносил мои выходки, относясь к ним как к разнообразию в размеренной жизни редакции. Не знаю почему, но ко мне он питал необъяснимую слабость. Я был кем-то вроде придворного шута, единственным человеком в «Вэнити фэр», которому разрешалось выставлять себя дураком снова и снова, потому что это нравилось боссу. Однако сейчас мои шутки все меньше и меньше его развлекали. И если в ближайшем будущем я не сотворю чудо и не извлеку кролика из цилиндра, то могу распрощаться со своими 60 000 долларов в год.

К счастью, 18 августа 1996 года мне наконец-то удалось найти то, что его заинтересовало. Я только-только вернулся из Лондона, где брал интервью у Яна Шрагера [115] — он планировал открыть там пару отелей, — и быстро написал служебную записку, в которой намекнул, что журнал мог бы затронуть тему о необычной бурлящей атмосфере, царящей в столице Британии. Я даже процитировал Яна Шрагера, сказавшего, что он почувствовал «в Лондоне невероятную энергетику», «настоящее возбуждение». У меня не было ничего особо претенциозного на уме. Просто показалось, что из этого может получиться хороший материал для журнала.

Через 24 часа служебная записка вернулась ко мне со следующей резолюцией: «Надо обсудить». Это означало, что Грейдон хотел обговорить вопрос со мной лично, что было очень хорошим знаком. (Обычно он отзывался о моих идеях как о «собачьих свистках» — «Ты их слышишь, а я нет».) Поэтому я поспешил к нему в кабинет, где он потребовал от меня объяснить более детально, почему я считаю, что для панегирика Лондону наступило самое подходящее время. Я рассказал немного о «британской поп-культуре» и «британском искусстве», не забыв упомянуть всех причастных к этому людей: Дамиена Херста, [116] Ноэль Галлахера, [117] Вивьен Уэствуд [118] и т. д.