Орлофф побледнел.

— Не хотите же вы сказать, что такое возможно?

— Готов спорить на что угодно, что именно это юпитериане и пытаются сделать. А мы пытаемся сделать это здесь.

Комиссар по делам колоний придвинул свое кресло ближе к Бирнему и сжал его запястье.

— Но разве нельзя использовать против Юпитера атомное оружие? Я имею в виду ковровую бомбардировку. Тяготение и площадь поверхности планеты таковы, что тут уж не промахнешься.

Бирнем слабо улыбнулся:

— Такое мы тоже обдумывали. Но атомные бомбы просто вырвут клочья из атмосферы Юпитера. И даже если бы удалось поразить поверхность планеты, разделите ее площадь на площадь поражения одной бомбой и подсчитайте, сколько лет нам пришлось бы бомбардировать Юпитер со скоростью одна бомба в минуту, чтобы причинить хоть какой-нибудь ущерб. Юпитер большой! Не забывайте об этом!

Сигара Бирнема погасла, но он не стал раскуривать ее снова и продолжал говорить тихим напряженным голосом:

— Нет, мы не можем атаковать юпитериан, пока они на поверхности своей планеты. Придется ждать, когда они ее покинут — а тогда они будут иметь огромное преимущество в численности. Ужасное, невообразимое преимущество… Поэтому нам нужно превосходить их на научном уровне.

— Но, — прервал ганимедца Орлофф, и в голосе его прозвучала смесь любопытства и ужаса, — как можно знать заранее, чем они окажутся вооружены?

— Никак нельзя. Поэтому-то и нужно собрать все, что у нас есть, и надеяться на лучшее. Но об одной вещи мы знаем наверняка. У них будут силовые поля. Иначе им не покинуть поверхности Юпитера. А если силовые поля будут у них, они должны быть и у нас, и как раз эту-то проблему мы и пытаемся решить. Обладание силовыми полями не гарантирует нам победы, но их отсутствие гарантирует поражение. Так что теперь вы знаете, для чего нам нужны деньги. Более того — мы хотим, чтобы Земля тоже взялась за дело. Нужно безотлагательно заняться разработкой новых вооружений и подчинить этому все прочие интересы. Вы понимаете меня?

Орлофф вскочил на ноги.

— Бирнем, я на вашей стороне — на все сто процентов. Вы можете рассчитывать на меня, я сделаю все, что в моих силах, когда вернусь в Вашингтон.

Его искренность не вызывала сомнений. Бирнем схватил протянутую руку и пожал ее. И как раз в этот момент дверь распахнулась и в нее влетел похожий на эльфа человечек.

Вновь прибывший заговорил быстро и отрывисто, обращаясь исключительно к Бирнему.

— Откуда ты взялся? Я пытался связаться с тобой, но твоя секретарша сказала, что ты ушел. А через пять минут после этого ты являешься сюда собственной персоной. Не понимаю, — Доктор Проссер начал лихорадочно рыться в своем столе.

Бирнем ухмыльнулся:

— Если ты переведешь дух, док, то сможешь поздороваться с комиссаром по делам колоний господином Орлоффом.

Доктор Эдвард Проссер повернулся на носке, как танцор, и дважды оглядел землянина с ног до головы.

— Новенький, да? Ну как, получим мы деньги? Пора бы. Мы уже давно работаем на аппаратуре, сметанной на живую нитку. А впрочем, деньги могут и не понадобиться. Там будет видно, — Он снова принялся рыться в столе.

Орлофф несколько растерялся, но Бирнем выразительно подмигнул ему, и землянин принялся рассматривать маленького доктора через свой монокль.

Проссер выхватил из одного из ящиков блокнот в черном кожаном переплете, уселся в вертящееся кресло и повернулся к остальным.

— Рад, что ты пришел, Бирнем, — пробормотал он, листая блокнот, — Хочу тебе кое-что показать. Комиссару Орлоффу тоже, конечно.

— Почему тебя так долго пришлось дожидаться? — требовательно спросил Бирнем, — Где ты был?

— Я был занят! Чертовски занят! Не спал три ночи. — Проссер поднял глаза на собеседника, и его пухлое личико засияло от удовольствия, — Неожиданно все встало на место — как в картинке-головоломке. Редкостное везение. Ну как тут не крутиться на полных оборотах.

— Вам удалось получить плотное силовое поле? — с внезапным интересом спросил Орлофф.

Проссер досадливо поморщился:

— Нет. Кое-что другое. Пойдемте покажу, — Он взглянул на часы и вскочил с кресла, — У нас есть полчаса. Пошли.

В коридоре за дверью ждала тележка с электромотором. Проссер возбужденно говорил, рывком направляя загудевший механизм в глубины станции:

— Теория! Теория! Чертовски важно! Ведь эмпирик — он что? Как возьмется за какое-то дело, так и будет до бесконечности ковыряться. Только жизнь зря проходит, ничего не получается — он тычется наугад. Настоящий ученый действует в соответствии с теорией. Пусть математика решает все проблемы, — Довольство собой переполняло Проссера.

Тележка остановилась на площадке перед огромными двойными дверями. Проссер выскочил и побежал вперед; остальные следовали за ним не столь поспешно.

— Сюда! Сюда!

Проссер распахнул дверь и повел своих спутников по коридору и узкой лесенке; вскоре они оказались на балконе, опоясывающем огромный зал этажа в три высотой. Орлофф узнал ощетинившийся стальными и стеклянными трубками эллипсоид — это был атомный реактор.

Поправив монокль, комиссар стал наблюдать за лихорадочной деятельностью в зале. Человек в наушниках на высоком стуле перед усеянной экранами приборов консолью взглянул вверх и помахал рукой. Проссер ухмыльнулся и помахал в ответ.