— Это здесь вы создаете силовое поле? — спросил Орлофф.

— Точно! Вы когда-нибудь видели, как это делается?

— Нет, — Комиссар смущенно улыбнулся, — Я даже не знаю, что это такое, за исключением того, что оно может служить противометеоритным экраном.

— Все очень просто. Элементарно просто. Материя состоит из атомов. Атомы удерживаются вместе силами взаимодействия. Теперь уберите атомы, оставьте только взаимодействие. Это и есть силовое поле.

Орлофф выглядел ошарашенным, и Бирнем хмыкнул и почесал ухо:

— Твое объяснение напоминает мне наш ганимедский способ подъема яйца на высоту мили: нужно найти гору точно такой высоты, положить на нее яйцо, а потом убрать гору, вот и все.

Комиссар по делам колоний расхохотался, а недовольный доктор Проссер надул губы:

— Прекрати. Это не шутка. Силовые поля очень важны. Мы должны быть готовы, когда придут юпитериане.

Неожиданное режущее уши гудение, раздавшееся снизу, заставило Проссера отскочить от перил балкона.

— Сюда, за защитный экран, — выкрикнул он. — Включается двадцатимиллиметровое поле. Сильная радиация.

Гудение почти прекратилось, и люди вышли на балкон снова. В зале, казалось, ничего не изменилось, но Проссер протянул руку над перилами и предложил:

— Попробуйте!

Орлофф осторожно вытянул палец, задохнулся от неожиданности и похлопал ладонью по чему-то невидимому. Ощущение было такое, словно касаешься очень упругой резины или преодолеваешь сопротивление пружины.

Бирнем попробовал тоже.

— Это лучше всего, что до сих пор получалось, — Он стал объяснять Орлоффу: — Двадцатимиллиметровое поле — это такое поле, которое способно при давлении в двадцать миллиметров ртутного столба изолировать вакуум от проникновения любых молекул.

Комиссар кивнул:

— Понятно: для того чтобы отгородиться от земной атмосферы, понадобилось бы семисотшестидесятимиллиметровое поле.

— Верно. Это было бы поле для давления в одну атмосферу. Ну как, Проссер, это именно то, что тебя так взволновало?

— Двадцатимиллиметровое поле? Конечно, нет. Я могу довести мощность до двухсот пятидесяти миллиметров, используя активированный пентасульфид ванадия. Но только это делать не стоит. Умелец-эмпирик именно так бы и поступил и разнес бы всю станцию на части. Настоящий ученый полагается на теорию и не торопится. — Проссер подмигнул Бирнему: — Мы теперь заняты тем, чтобы придать полю жесткость. Смотри!

— Нужно встать за экран?

— Теперь уже нет. Сильная радиация бывает только вначале.

Гудение снова усилилось, но не в такой степени, как раньше.

Проссер что-то прокричал человеку за консолью, но получил в ответ только неопределенный жест. Затем оператор поднял вверх сжатый кулак, и Проссер возбужденно выкрикнул:

— Мы перевалили за пятьдесят миллиметров! Пощупайте теперь!

Орлофф протянул руку и с любопытством потыкал пальцем в пустоту. Резиновая преграда затвердела! Орлофф попытался захватить резиновую поверхность между большим и указательным пальцами — настолько совершенна была иллюзия, — но у него в руке не оказалось ничего, кроме не оказывающего никакого сопротивления воздуха.

Проссер нетерпеливо пощелкал языком:

— Под прямым углом к направлению поля никакого сопротивления не будет. Это же элементарная механика.

Человек за консолью снова начал жестикулировать.

— Перевалило за семьдесят, — объяснил Проссер. — Теперь мы будем наращивать мощность медленно. Критическая точка — 83,42 миллиметра.

Он перегнулся через перила и тут же стал отталкивать Орлоффа и Бирнема к стене.

— Назад! Опасность! — Его голос перешел в вопль: — Берегись! Решетка реактора коробится!

Гудение перешло в хриплый рев. Человек у консоли лихорадочно вертел рукоятки. Красное свечение, исходящее из кварцевого окошка в центре реактора, приобрело угрожающую яркость.

Затем гудение на секунду смолкло и тут же возобновилось с невероятной силой. Воздушная волна швырнула Орлоффа к стене. Упавший рядом с ним Проссер вскочил на ноги. На лбу у него кровоточил порез.

— Ранены? Нет? Прекрасно. Я ожидал чего-то в этом роде. Нужно было вас предупредить. Пошли вниз. Где Бирнем?