Шрифт:
— Кстати, о созвездиях, — оживился Тетросян. — Вам приходилось видеть карту полушарий из атласа звездного неба польского астронома Гевелия? Ну, известные изображения созвездий в виде Орла, Льва, Скорпиона, Лебедя, Стрельца… Карта эта была нарисована четыреста лет назад. А я нашел на камнях очень похожие изображения этих же созвездий, созданные четыре тысячи лет назад.
Я усмехнулся. Поистине, если послушать армянских ученых, так все человеческое началось от горы Арарат. В точности как сказано в Библии.
— Не верите? — воскликнул он. — А вот крупнейшие историки астрономии Маундер, Сварц, Фламмарион нашли, что люди, разделившие небо на созвездия, несомненно, жили между тридцать шестым и сорок вторым градусами северной широты. А английский астроном Олькотт уточняет: люди, придумавшие древние фигуры созвездий, жили в районе горы Арарат и верхнего Евфрата…
— Верю, верю!.. — Я вдруг подумал, что, возражая отцу Ануш, я сам себе копаю яму.
Довольные друг другом, мы снова забрались в тесную кабину «жигуленка». Однако проехали немного, скоро остановились опять, поскольку дальше надо было идти пешком.
— В три часа будьте на этом месте, — сказал Гукас и с места рванул машину так, что из-под колес, как из катапульты, сыпануло гравием.
Я чуть не взвыл. Это же издевательство: пока придем туда да пока вернемся обратно, что останется? Какой-то час рядом с Ануш?!
Но горная тропа постепенно успокоила меня. Виды открывались один другого поразительнее. Синие по горизонту горы здесь, вблизи, были калейдоскопно пестрыми. Коричневые, красные, черные утесы тонули в изумрудной зелени травянистых склонов. Местами эти склоны, словно облитые киноварью, алели от множества маков. Густая синева высокогорного неба простиралась от края до края, непорочно чистая, радостная. И на душе у меня было светло и радостно, и ноги, готовые не идти, а бежать вперед, совсем не чувствовали никакой усталости. И уж непонятно было: Ануш причина моего восторга и всесилия или чудные горы, казавшиеся мне до боли знакомыми и родными. Я любил эти горы, любил и хмурого Тетросяна, все разгоравшегося в стремлении доказать мне, что эта страна полна чудес.
— …Вероятно, существовало понимание единства земного и небесного, — говорил Тетросян. — Мецамор — горнометаллургический центр, но там же были площадки для астрономических наблюдений, своего рода обсерватории. Я уж не говорю об изображениях звездного неба, высеченных на тысячах камней по всей Армении… А на Севане найдена бронзовая модель вселенной, относящаяся ко второму тысячелетию до нашей эры. Да, да, не улыбайтесь, модель вы можете увидеть в музее…
Хорошо ему было говорить: не улыбайтесь. Мог ли я не улыбаться, когда до встречи с Ануш оставалось не более получаса.
— …Эта модель изображает Землю с двумя сферами — водной и воздушной, на противоположном конце — Солнце с Древом жизни внутри, а между Землей и Солнцем — Луна и пять планет, видимых невооруженным глазом, — Меркурий, Венера, Марс, Юпитер, Сатурн. А посередине всех этих объектов ромбические фигуры, напоминающие о «небесном огне», вокруг которого, как представляли древние, вращаются все планеты вместе с Солнцем…
Я почти не слушал. Во мне звучали другие «астрономические» образы, вычитанные недавно у какого-то древнего поэта:
Ты свет мой ясный в мире сером, На свете белом ты одна, Юпитер мой, моя Венера, Ты солнце в небе и луна…— …Петроглифы непросто найти. Их не видно на замшелых камнях. Порой рисунки становятся заметными при определенном положении солнца на небе. Нередко, чтобы их выявить, приходится смачивать камень водой, поливать из фляги…
А во мне звучало свое:
Ах, раствориться — и стать водой… А яр пришла бы — налить кувшин, Я прожурчал бы — в ее кувшин, С водой поднялся — ей на плечо, Ей грудь облил бы — так горячо!..Потом впереди показались серые квадраты раскопов и люди, ходившие возле них. Я старательно всматривался, пытаясь угадать, которая Ануш. Спросить бы у Тетросяна, он-то, наверное, углядел ее, да все стеснялся.
А потом Тетросян и вовсе куда-то исчез, сказав, что ему надо поговорить с местным начальством. Я подошел к одному из раскопов, увидел какую-то девчушку в платочке, повязанном по-русски, в узких джинсах, делавших ее такой тонкой, что страшно было, как бы она не переломилась, наклоняясь к земле.
— Девушка, — тихо позвал я, оглядываясь, чтобы Тетросян не услышал. — Не знаете ли, где тут Ануш?
Девушка оглянулась, и я плюхнулся в кучу сухой земли: это была она.
Ануш минуту испуганно смотрела на меня, точно так смотрела, как в тот раз, когда я увидел ее впервые. Потом испуг очень явственно сменился удивлением и даже, как мне показалось, внутренним восторгом. Так смотрят в музеях на редкостные экспонаты.
— Аня! — сказал я и глупо засмеялся.
— Это вы?! — воскликнула она, словно только теперь увидела меня.