После первых занятий с Кириллом Захар решил, что счетоводство — самое нудное дело на свете. Зато Кирилл утверждал, что это отличное поприще для молодого человека, желающего выйти в люди.

— Главное наше дело здесь — промышлять морского зверя. Однако скажи мне, кто сидит в одном кабинете с главным правителем? Может быть, партовщик? Нет, бухгалтер! И еще запомни: выучишься на счетовода — всегда получишь место в первой же промысловой экспедиции на юг. Люди, сведущие в счете, им позарез нужны. Компания всем платит по квитанциям или дает в кредит, поэтому возня с бумажками изрядная. Сам увидишь, что мужики у нас сильны по части охоты, но не по части сложения и вычитания.

Захар отнесся к совету своего наставника со всей серьезностью и трудился не за страх, а за совесть. Для работы Захару отвели маленькую, но уютную комнатенку в задней части барановского дома. В кабинете Баранова всегда толклась уйма народу, и Захару было непостижимо: как это Кирилл умудряется без ошибки сложить два и два в такой обстановке? Но этот жизнерадостный молодой человек умел работать сосредоточенно.

Когда Захар сошелся с ним поближе, он оценил его по-настоящему. Кирилл был не только предельно вежлив с каждым, но и великодушен. И всегда готов был помочь новичку.

Он познакомил Захара с городом. В бессолнечном молочном свете дома стояли как нарисованные мягкими, ясными красками и не отбрасывали теней. Однажды Кирилл пригласил его прогуляться на склад пушнины, посмотреть на мех морского бобра — калана.

Они прошли мимо порта, где корабли стояли на якоре, закутанные в свои зимние саваны.

Спускаясь с холма по утоптанной тропинке, Захар то и дело оглядывался на город. Над палисадом развевался флаг Российско-Американской компании с двуглавым российским императорским орлом. Под палисадом ютилось селение колошей. В их длинных, низких деревянных строениях помещалось не меньше дюжины семейств зараз. Перед строениями торчали ряды высоких резных столбов с пугающими изображениями людей и животных. Столбы были расписаны яркими красками. Захар стал расспрашивать про этих резных идолов, но Кирилл и сам не знал толком, для чего они.

— Колоши говорят, что эти столбы посвящены их предкам: мол, чем столб наряднее, тем знатнее предок.

Еще Кирилл объяснил, что русские огулом называют «колошами» все индейские племена на островах Архипелага Александра, в том числе и ситхинских индейцев. Несколько лет тому назад ситхинских колошей изгнали отсюда, по в последнее время они снова начали селиться под Ново-Архангельском. Во время их разговора мимо прошли несколько колошей — высокие, гордые, статные люди.

— Не больно-то они похожи на побежденных, — заметил Захар. — А не опасно это — иметь их у себя под боком?

— О нет, нет! — возразил Кирилл. — Они никогда больше не поднимут на нас руку. Их замирили окончательно. Сказать по правде, с ними не церемонились. Нет, с этим покончено.

Они молча продолжали свой путь к складу, каждый думал о своем. Пакгауз, построенный из массивных бревен, выглядел внушительно, как крепость. Кирилл барабанил в дверь, пока пожилой однорукий сторож не открыл им.

Когда глаза Захара освоились с полумраком, он увидел ряды шкур, свисавших со стропил подобно большим летучим мышам. Шкуры были растянуты на сушильных рамках; на деревянных подставках кипами лежали шкуры, готовые к отправке. Повсюду стоял густой запах камфары.

Кирилл снял шкуру длиной примерно в два аршина и шириной в аршин.

— Вот он, лучший мех в мире. Ты поднеси его поближе к двери.

Захар взял шкуру в руки и стал разглядывать ее при белом дневном свете.

— Бобровая, — почтительно произнес Кирилл. — Эту хоть сейчас к скорняку. Хороша, правда?

Захар гладил плотный, блестящий, черный как смоль мех. Мех так и струился под его пальцами, бархатистее бархата, нежнее сливок. Захар прижал мех к щеке, зарылся в него лицом и заурчал от удовольствия.

— По-моему, грех убивать такого прекрасного зверя.

— Для этого компания и обосновалась здесь, Захар. За одну такую шкуру китайцы дадут сотню рублей, если не больше. На одну шубу нужно до пятидесяти шкур. Может быть, вот эта пойдет на императорскую шубу. — Кирилл взял шкуру у него из рук и снова повесил ее. — Калан теперь попадается все реже, охотникам приходится идти за ним все дальше и дальше.

Кирилл кликнул сторожа, и они ушли.

От пакгауза они спустились еще ниже — к большому, открытому с обоих концов сараю, в котором хранились лодки. Под навесом гуляли сквозняки, пахло зеленым мхом и водорослями. На стенах висели охотничьи снасти и одежда. Байдарки свисали над самой водой. Кирилл показал Захару камлейку — непромокаемую одежду из тюленьих кишок и муклуки — сапоги из кожи морского зверя. Были здесь и ярко раскрашенные деревянные шляпы-козырьки для защиты от дождя, гарпуны с прикрепленными к ним ремнями из моржовой кожи.

— Всю эту снасть придумали алеуты, — сказал Кирилл.

Захар помог ему снять со стойки видавшую виды серую лодку.

— Байдарка, — сказал Кирилл. — Алеуты делают их из сивучьих шкур. Шкуры натягивают на шпангоут из плавникового леса.

Узкая лодка длиной в четыре человечьих роста покачивалась на воде легко, как чайка. Вся она была обтянута плотной сероватой кожей, посредине — два люка. Вокруг каждого люка кожаная обшивка собиралась складками на манер воротника с пропущенным сквозь него сухожильным шнуром.