Соколова Наталья Николаевна
Шрифт:
— Что проходили на уроке английского языка? — бывало, спрошу я.
— Ничего. Печку-голландку все утро топили. На днях ждут комиссию из района, так нам велели все тетради пожечь, а завтра завести все новые.
В московской школе, где учились Коля и Катя, я ни разу не была, бабушка сама ходила на родительские собрания. Но в гребневской школе я на собраниях всегда выступала, обсуждала с родителями учение детей. Мне неизменно отвечали: «Да ладно, нашим детям не нужен ни иностранный язык, ни алгебра, ни литература. Нам только справки нужны об окончании средней школы, а знания нам ни к чему.
Вы своих сами выучите, а с нас довольно, что дети читать и считать научились».
Однако меня выдвинули в председатели родительского комитета. Эта должность должна была быть зарегистрирована в районном отделе народного образования. И вот Симочка приносит мне записку от директора школы, просят меня срочно явиться.
Я прихожу. Директор закрывает за мной дверь своего кабинета и говорит тихо: «Уж попало мне за вас! Мне сказали: "Кого вы хотите иметь председателем? Ведь это — попадья, то есть жена священника! Она в храм ходит, она в Бога верует! Неужели не нашлось среди родителей передового партийного работника? Какой срам!" Пожалуйста, Наталия Николаевна, напишите отказ от своей должности. Мы не имеем права вас сами снять с должности председателя, так как на это дело вас поставил родительский комитет, должность выборная. Вы прошли единогласно голосованием... Так вы сами, будьте добры, хоть по состоянию здоровья откажитесь. Не подведите нас, напишите скорее заявление с просьбой снять с вас должность председателя». Я пошла навстречу директору, тут же написала заявление. Я знала, что мне ещё не раз придётся встречаться с директором и с учителями.
В течение недели Сима недоумевал, как ему справиться с домашней работой по алгебре. Задачи были на извлечение корня из чисел. Сима говорил, что этого им учитель Иван Иванович не объяснял. Я уже забыла тот материал по математике, который мы проходили в восьмом классе, а потому помочь сыну не могла. Я говорила ему: «Ты пропустил объяснение, или забыл, или не понял...» Сима стоял на своём, уверяя, что о корнях речи не было.
Тогда я пошла к директору, которая сама была математиком. Обращаться к преподавателю мне не хотелось, так как я с ним была не знакома. А разговаривать с неизвестным человеком Иван Иванович вряд ли стал бы. Он часто бывал в нетрезвом состоянии, приходил под хмельком даже на уроки. Ребята сами направляли его в нужный класс, где он иногда засыпал, положив голову на стол.
Я пришла в школу до начала занятий, прошла в кабинет к директору, мы остались с ней вдвоём. Это была милая дама, но, к сожалению, не имеющая никакого понятия о религии. Она жалела моих детей, уверяя меня, что я их «порчу» своим воспитанием. Она радовалась тому, что племянники отца Владимира, подрастая, перестают посещать церковь. Но мой разговор в тот раз касался только математики — извлечения корня из многозначного числа. Я сказала, что сын уверяет меня, что этот материал им Иван Иванович не объяснял и поэтому ни один ученик из их класса не в состоянии был на этой неделе выполнить домашнее задание.
Директор вызвала из учительской Ивана Ивановича и спросила:
— Вы прошли в восьмом классе извлечение корней?
— Да, на этой неделе, — ответил преподаватель.
— А вот ко мне пришла мать одного из ваших учеников. Она говорит, что сын её не смог выполнить домашнее задание, видно, не понял Ваше объяснение.
— Никто из них не выполняет моих заданий, — Иван Иванович пробормотал это, с презрением взглянув на меня. Он хотел уйти, но директор его остановила:
— Почему не выполняются задания?
— Потому что ребята в старших классах вообще не выполняют никаких заданий, это давно вышло у них в привычку.
— Но вы им номера задаёте?
— А как же. Задаю все, что требуется по программе.
— Оказывается, что среди ваших учеников есть такие, которых родители проверяют. Ребята не умеют извлекать корни. Вы им это объясняли?
— Не объяснял и не собираюсь. Эти идиоты таблицу умножения в четырнадцать лет не знают, где же им постичь извлечение корня?
— Но не все же такие? Есть и способные ученики! Я прощу вас сегодня же объяснить детям этот «пройденный» материал.
— Попробую! Только буду толковать не всем, а кто захочет меня слушать.
Затрещали звонки, мы расстались. Вечером я спросила
Серафима:
— Ну как, Иван Иванович объяснил вам корни?
— Да, но его слушали только четверо. Он сказал, чтобы остались те, кто хочет понимать математику. А остальных Иван Иванович попросил удалиться, но многие не ушли, а пускали голубей (бумажных), носились по партам, шумели, хохотали. Трудно было нам сосредоточиться.
Я с болью в душе наблюдала, какое равнодушное, халатное отношение к учению царило в гребневской школе. Когда на собрании вставал вопрос о замене другим педагогом учителя-алкоголика, то преобладало мнение: надо дать доработать до пенсии участнику Отечественной войны. Иван Иванович оставался на должности.
Есть такая пословица: «Не до жиру, быть бы живу» Это относилось к школе 60-х годов. Отправляя детей в школу, я молилась Всевышнему: «Боже, сохрани их, спаси их!» Особенно тревожилась я за Симу. Учитель по труду в слесарной мастерской показал ребятам, как обтачивать металл, как делать ножи. Преподаватель дал возможность мальчикам самим поработать за станками. В результате у каждого подростка в кармане появился самодельный, но острый нож. Как его применить? Ребята объявили битву — Гребне-во со Слободой. Пришлось вызывать милицию, которая, приехав в школу, обыскала парты, ранцы и карманы мальчишек. Увезли полный портфель самодельного холодного оружия.