Войска наши собрались на этой равнине к 20 августа 1815 года, а 25-го в Вертю приехал государь император. Смотр был назначен на 29-е число, после которого должны были совершиться молебствия и церковный парад перед походом домой.

По строевому рапорту к 25 августа в рядах русских войск, собранных для смотра, было: 87 генералов, 4413 штаб- и обер-офицеров и 146 054 унтер-офицера и солдат при 540 орудиях. Командовать такими массами для одновременности действия было невозможно, почему сигналы для исполнения команд подавались пушечными выстрелами.

Император Александр I, освободивший Европу от Наполеона, хотел представить свою победоносную армию своим союзникам. Все государи, главнокомандующие союзными армиями и масса всяких иностранцев были приглашены к смотру, а потому, желая, чтобы войска показали себя молодцами, государь назначил на 26 августа репетицию парада, где сам подавал команды. С восходом солнца в этот день войска выстроились на назначенных им местах: 3-й корпус ген. Дохтурова, 4-й корпус ген. Сакена и 5-й корпус ген. Раевского с их кавалерией стали в первой линии, за серединой их поместились гренадерский корпус ген. — лейт. Ермолова и 7-й пехотный корпус, имея кавалерию по флангам, а артиллерия стала при своих дивизиях.

В 6 часов утра на горе собрались уже все русские начальники, не бывшие в строю. Вид громадного поля, на несколько верст покрытого густым строем войск, был так грандиозен, что все невольно молчали, как бы боясь нарушить и мертвую неподвижность всего окружающего.

Но вот раздался выстрел, возвестивший войскам прибытие государя на гору. Яркое солнце мгновенно блеснуло на штыках ружей, и, как один человек, вся армия взяла ружья «на плечо». Грянул второй выстрел, войска сделали «на караул», и громкое, протяжное и раскатистое «ура» полилось по рядам и на далекое пространство огласило всю окрестность. Заиграла музыка и трубы, загремели барабаны.

По третьему выстрелу полки вновь взяли «на плечо» и построили батальонные колонны, а по четвертому — вся масса войск начала строить одно необозримо-громадное каре, три стороны которого состояли из пехоты, а четвертая из конницы. Перед одним фасом каре выстроились 10 батарей конной артиллерии. Государь в это время спустился с горы, объехал при громких, радостных кликах «ура» все каре и, остановясь посредине его, стал пропускать войска церемониальным маршем.

Впереди всех шли гренадеры, причем оба батальона каждого полка, построенные в густую взводную колонну, следовали один возле другого, имея знамена впереди. За каждой пехотной бригадой шла принадлежащая ей артиллерия, за гренадерами проходили армейские пехотные полки, конница и резервная артиллерия. Первою бригадой 3-й гренадерской дивизии — Астраханский и Суворовский полки — командовал его императорское высочество великий князь Николай Павлович, впоследствии император Николай I. После церемониального марша государь возвратился опять на гору, а войска стали в тот же порядок, как и для встречи его величества. По новому пушечному выстрелу они опять сделали «на караул», и снова загремели музыка и барабаны, и снова радостное «ура» наполнило воздух.

Этот смотр, по количеству войск в нем участвовавших, остается и до нашего времени, когда команды подаются через громкоговорители, а вертолеты управляют расположением войск на парадном поле, единственным во всей военной истории. Можно сказать, что ни ранее того, ни позже ничего подобного не было и количество участвовавших войск в последующих парадах XIX века, а также и нашего столетия никогда не достигало 150 000 человек. Очевидцы единогласно писали в своих воспоминаниях, что точность, с которою выполнялись ружейные приемы и все построения, опрятность и щеголеватость одежды, блеск оружия были поразительны и превзошли самые смелые ожидания. При построении каре некоторым полкам приходилось проходить до 3 и даже 4 верст, кавалерия неслась в карьер, но порядок ни в чем не был нарушен. На церемониальном марше из 107 000 пехоты ни одна часть не сбилась с ноги!

Государь был так доволен репетицией, что промолвил: «Я вижу, что моя армия первая в свете. Для нее нет ничего невозможного и по самому наружному ее виду никакие войска не могут с нею сравниться». Слезы гордости выступили у генералов и офицеров, окружавших государя, при этих словах, и многим невольно припомнилось, что в этот день — 26 августа — исполнилось ровно три года со дня Бородинского сражения. Тогда села и города русские от Немана и до берегов Москвы-реки пылали в зареве пожаров и кровь русских воинов текла ручьями. Франция, победившая всю Европу, взяла ее с собою и привела в Бородино. При Бородине состоялась битва народов. Россия не сокрушилась под ударами соединенной Европы. И вот русские в годовщину Бородина торжествовали славу своей победы на французской земле, знамена русские развевались на равнинах Шампаньи, и эхо французских гор — за нашими полками вслед — кричало наше русское победное и радостное «ура»…

29 августа смотр происходил в том же порядке, как и 26-го, с тою лишь разницею, что в числе зрителей были император австрийский, король прусский, все главнокомандующие союзными армиями и много, много заслуженных боевых генералов. На церемониальном марше государь лично предводительствовал армией, салютуя союзным монархам. Когда, после церемониала, монархи и все присутствовавшие вновь взъехали на гору, открылась пушечная и ружейная пальба. В течение 12 минут сотни пушек и тысячи ружей изрыгали гром и молнию, воздух наполнялся дымом, армия мало-помалу скрывалась и, наконец, совершенно исчезла в густых облаках его.

Иностранцы с изумлением смотрели на густые ряды войск, проходивших мимо них в замечательном порядке, и Веллингтон, один из лучших полководцев того времени, говорил, что он «никогда не воображал, что армию можно довести до такого громадного совершенства». Хвалил безукоризненную дисциплину русских войск и Шатобриан, писавший, что Франция ожидала увидеть варваров, но варвары эти дали Европе пример дисциплины, опрятности, а в поступках их императора и благородства.

Веллингтон с таким напряженным вниманием следил за всем происходившим на параде, что заметил даже, что в одном кавалерийским полку недоставало эскадрона. Видя в Париже 3-ю гренадерскую дивизию, он думал, что люди в ней подобраны со всей армии. Другой генерал говорил, что смотр в Вертю — это «урок, данный российским императором прочим народам».