Шрифт:
Князь Шварценберг приказал Депрерадовичу перерезать полком путь отступления французам и не допустить их до С.-Гондских болот. Перехватив у деревни Aulnay-les-Planches дорогу, вдоль которой отступал неприятель, Депрерадович направил в атаку дивизион полковника Уварова, эскадрону Храповицкого приказал поддержать атаку, а поручику Пухинскому открыть картечный огонь по каре. Французы встретили атаку кавалергардов картечью из четырех орудий, а пехота открыла «сильный батальный огонь». Эскадроны Уварова замялись, но, поддержанные прочими эскадронами полка, «снова бросились на неприятеля и врубились в пехоту».
Эта атака прекратила храброе, но безнадежное сопротивление французов, и они положили оружие. В середине неприятельских каре кавалергарды встретились с конницей Блюхера.
Несмотря на все эти атаки, полк понес сравнительно малые потери. Убиты корнет А.И. Шепелев, 20 кавалергардов и 78 лошадей. Ранены корнет Н.Н. Петрищев, 57 кавалергардов и 88 лошадей.
Наградами за этот бой полку были 15 серебряных Георгиевских труб. Депрерадович получил золотую шпагу с алмазами, В.И. Каблуков произведен в генералы, полковники Ф.А. Уваров, Е.В. Давыдов, А.Ф. Сталь, эскадронные командиры С.Ф. Колычев, С.П. Ланской и барон Е.К. Арпсгофен и прикомандированный к полку Борисоглебского драгунского полка поручик Подольский награждены Георгиевскими крестами 4-й степени, И.И. Храповицкий — Георгиевским оружием. 30 кавалергардов получили Георгиевские кресты. Кроме того, 2 золотые и 5 серебряных австрийских медалей и 1 золотая и 2 серебряные баварские медали были розданы наиболее отличившимся вахмистрам и унтер-офицерам.
В приказах по полку особенно были отмечены кавалергарды Григорий Кравченко, который «бросился за телом убитого поручика Шепелева и вынул из колонны», Федор Беломорий и Василий Белоненко, которые «спасли корнета Гешева, вытащив его под сильным огнем из-под раненой его лошади» и старший вахмистр 6-го эскадрона Вакула Лященко, который «в атаке на неприятельскую пешую колонну под жестокими выстрелами бросился с неустрашимостью и, врубясь в оную, жестоко поражал неприятеля; с отличной храбростью бросился на неприятельскую кавалерию и поражал оную с неустрашимостью и, когда оная была опрокинута, то вторично бросился под выстрел из трех неприятельских орудий и, выдержав оный, всеми овладел».
Французы потеряли одними пленными более 5 тысяч, в том числе генералов Pacthod, Amey, Jamin, Delord, Boute и Thevenet, 60 орудий и 350 зарядных ящиков и фур. На следующий день в деревне Connantre, рядом с кладбищенской церковью, при отдании воинских почестей, перед выстроенным полком, был похоронен поручик А.И. Шепелев. Через несколько лет его мать поставила на могиле каменную плиту с надписью: «Ici repose en paix Alexandre Chepeleff, lieutenant au regiment des Chevaliers-Garde de l'Armee Imperiale Russe, tombe au Champs d'Honneur au combat de Fere-Champenoise le 25 mars 1814» [55] .
55
«Здесь покоится в мире Александр Шепелев, поручик кавалергардского полка Российской императорской армии, с честью павший в бою при Фер-Шампенуазе 14 марта 1814 года» (франц.).
17 марта кавалергарды подошли к предместьям Парижа и стали биваком в Шарантоне. На следующий день должна была решиться участь Парижа, но, желая пощадить и жителей, и самый город, император Александр отправил утром шефа кавалергардов Уварова к французскому командованию с предложением временного перемирия.
В 8 утра Уваров подъехал к неприятельским аванпостам у Vert-Galant. Начальствующий в этом районе генерал Компан отказал ему в пропуске, но взялся передать военному министру Кларку письменные предложения союзников. Не получая на них ответ, союзная артиллерия открыла огонь.
Между тем в замке Бонди, где находилась квартира императора Александра, собралась многочисленная свита в ожидании выхода государя. Туда же привели пленного капитана de sapeurs-pompiers Пейра. Император захотел его видеть и долго расспрашивал о настроении жителей Парижа. Затем отпустил его в город и приказал передать французским властям, что он воюет не с Францией, а исключительно с Наполеоном и предлагает городу сдаться.
Вместе с Пейра государь отправил своего флигель-адъютанта кавалергарда М. Орлова. Отпуская его, государь сказал: «Я уполномочиваю вас прекращать огонь повсюду, где вы найдете нужным. Я разрешаю вам, не подвергаясь личной ответственности, прекращать самые решительные атаки и даже приостанавливать победу, чтобы отвратить бедствия городу».
Первая же попытка Орлова завязать переговоры едва не закончилась его пленением. Вслед за этим по всей линии загорелся бой и ядра орудий стали залетать в самый город. К 5 часам вечера французы были выбиты из всех своих передовых позиций и в свою очередь прислали парламентеров.
Тогда государь вторично послал Орлова. На этот раз он был принят маршалом Мармоном, с которым договорился о предварительных условиях перемирия: французы очищают все позиции, находящиеся вне городских застав. Огонь всюду прекращается, и назначаются представители для ведения переговоров. С этим известием Орлов возвратился к государю.
В третий раз Орлов был послан к маршалу Мармону. На этот раз с ним поехал граф Нессельроде и адъютант князя Шварценберга граф Парр. Переговоры затянулись, так как французы не соглашались на некоторые условия, в частности о маршрутах для отступления их войск. Нессельроде возвратился к государю, для получения дополнительных указаний. Орлов остался и вместе с маршалом Мармоном поехал в его дворец в Париж.
«Дворец, — говорит Орлов в своих воспоминаниях, — представлял разительную противоположность с улицами Парижа. Он был освещен сверху донизу. Тут собралось множество лиц, которые, казалось, с нетерпением ожидали приезда нашего… Так постепенно прошли передо мною все современные знаменитости Франции и в том числе глава их князь Талейран. Он пробыл в кабинете маршала довольно долго и, выходя, сказал несколько слов присутствовавшим. Воспользовавшись той минутой, что я остался почти один, он подошел ко мне и сказал: "Возьмите на себя труд повергнуть к стопам государя вашего выражение глубочайшего почтения, которое питает к особе его величества князь Беневентский". "Князь, — отвечал я в полголоса, — будьте уверены, что я непременно повергну к стопам его величества этот бланк". Легкая, почти незаметная улыбка скользнула по устам князя и, будучи, вероятно, доволен, что его поняли, вышел, не подавая виду, что понял меня».