В свете всего этого дозволительно задаться вопросом: какова была бы жизнь Наполеона и повседневная жизнь обитателей острова, если бы, уступив давлению либералов, британское правительство согласилось поставить на место Лоу Малькольма? Речь об этом, конечно, шла, и свидетельство тому — письма, например, письмо Балькомба к О'Мира: «Оба идиота скоро будут отозваны». Это бесцеремонное выражение возмущает Лоу и Рида, «двух идиотов», и Горрекер слышит, как его шеф кричит: «Пусть только попробуют меня отстранить, я такого о них наговорю, что они от этого не отмоются!»

Эта угроза, адресованная его противникам, а может, и начальникам, не только свидетельствует о том, как он боялся быть разоблаченным и замененным Кокбэрном или Малькольмом, но и проливает свет на некоторые особенности его характера и на природу его миссии. Можно предположить, что в данных ему инструкциях содержались какие-то особые указания, позволявшие ему прибегнуть к шантажу, который привел бы в негодование общественное мнение, а он был человеком вполне способным исполнить свои угрозы! Но он не был заменен, и все это остается лишь предположением; принимая во внимание характер отношений Наполеона с адмиралом Малькольмом, можно с уверенностью утверждать, что назначение последнего на пост губернатора закрыло бы довольно мрачную страницу отношений Наполеона с британцами. Адмирал разрешил бы Императору жить так, как того желали в Лонгвуде, то есть как gentleman farmer, свободно передвигаться по острову, иметь сношения с местными жителями, и эти два достойнейших человека поддерживали бы modus Vivendi, который, конечно, не изменил бы ход истории, но значительно облегчил бы участь изгнанника в последние годы его жизни.

Кроме офицеров здесь живет и трудится множество солдат и цветных, в том числе китайцев и прочих, представляющих собой безымянное стадо, которое держат в стороне от политической и общественной жизни и у которого нет иных развлечений и иного предназначения, кроме как исполнять повседневные обязанности и служить либо своему господину, либо Компании. Документальных свидетельств о их образе жизни немного, хотя они играли весьма существенную роль в жизни общества: матросы с «Нортумберленда» переносят на своих плечах камни для расширения Лонгвуд Хаус, солдаты обеспечивают постоянную и изнуряющую охрану пленников, китайцы копают землю, расчищают участки и ухаживают за садами, разбитыми вокруг дома, и наконец, рабы своим трудом обеспечивают снабжение острова овощами и рыбой.

Две тысячи солдат, принадлежащих к регулярной армии, вынуждены терпеть грубости и зуботычины от скорых на расправу офицеров и унтер-офицеров. Дисциплина, набор рекрутов и производство в следующий чин в британской армии нередко вызывали язвительные комментарии Наполеона. Высшему военному руководству в Лондоне было известно, сколь необходимы серьезные реформы, а потому в декабре 1820 года появился циркуляр государственного секретаря по военным вопросам, предписывающий командующим корпусами «неизменно помнить, что запрет употреблять грубые и оскорбительные выражения лучше чем что бы то ни было позволяет поддерживать дисциплину и соблюдать иерархию званий». Солдаты ведут жалкую жизнь, их ежедневный рацион сведен к минимуму: хлеб, соленое или свежее мясо, рис, а также дрова. На Святой Елене к этому добавляется ужас одиночества, оторванности от родной земли, суровый климат и болезни.

Для удобства службы части распределены между Джеймстауном — для охраны города и порта, Лэддер Хилл — для защиты от атаки с моря, Фрэнсис Плейн — для защиты западного побережья и Лонгвуда, а также для пикетов, контролирующих подходы, и для расстановки часовых в Лонгвуде. Генерал Бертран, посетивший лагерь в Дедвуде в мае 1816 года, нашел, что в солдатских и офицерских бараках чисто, проветрено и нет дурного запаха; солдаты спят в гамаках с матрасами и одеялами. Этого относительного и чисто британского комфорта недостаточно, чтобы компенсировать спартанскую пищу, воздействие гибельного климата и недостаток, а точнее, отсутствие какой бы то ни было гигиены. Врач Королевского флота рассказывал, что во втором батальоне 66-го полка 56 человек из 630 умерли от дизентерии. Та же болезнь косила экипажи судов, находившиеся в худших условиях из-за того, что они были вынуждены жить в удушающей атмосфере батарей и стоять на якоре в бухтах, куда не проникало освежающее дыхание ветра. Флагманский корабль «Кон-кверор» за полтора года потерял 110 человек из 600 человек экипажа, а 107 человек были списаны на берег и отправлены в Великобританию. А на кораблях меньшего водоизмещения теснота и скученность являлись благоприятной почвой для распространения тропических болезней. «Москитоу» и «Рекун» из 100 человек экипажа потеряли один 16, а другой 24 человека. «Леверет» похоронил 12 моряков из 75, а «Гиффон» — 15 из 85. На торговом судне, сделавшем десятидневную стоянку на Святой Елене, вскоре заболело 100 человек, возможно, из-за воды, содержавшей болезнетворные бациллы [34] .

Не только ужасный климат, но и отсутствие гигиены и находящаяся в зачаточном состоянии колониальная медицина превращают этот остров в могилу для огромного числа молодых людей. Поскольку местные показатели смертности превышают те, что были зарегистрированы во время военных кампаний в дальних странах, стоит задаться вопросом: действительно ли климат острова является столь неблагоприятным и даже смертоносным? Историки, журналисты и склонные к писательству путешественники много рассуждали на эту тему, пытаясь ответить на этот вопрос; но делали они это с позиций нашего времени, когда наличие компетентных врачей и современных лекарств позволяет вовремя выявлять и лечить болезни, и к тому же в одном конкретном месте — Джеймстауне, где условия жизни совсем не такие, как на Лонгвудском плато. Те, кому никогда не приходило в голову побывать в этих местах, в своих домыслах опирались на предположения писателей прошлого века, в то время как сведения об этих двух тысячах молодых и энергичных людей позволяют нам не только составить полное и точное представление о положении дел в Лонгвуде — причем в прошлом веке, но и, учитывая расположение войск, при необходимости дать также описание микроклимата различных частей острова.

Чтобы разобраться в этом вопросе, ни в коем случае не следует полагаться на одни лишь официальные доклады Британского музея, просмотренные и исправленные Лоу (что уже само по себе является обвинительным свидетельством). Лучше обратиться к дневникам и личной переписке, в которой физические страдания и суровость климата занимают главное место. Подробности, которые мы там обнаруживаем, говорят о реальном положении вещей больше, чем медицинские отчеты.

Маркиз де Моншеню, для которого эпидемии — замечательный повод для жалоб своему министру, не может скрыть своего беспокойства. «У нас тут есть два госпиталя, где хирурги получают каждый по 1200 фунтов жалованья. С некоторых пор смертность — а она довольно высока — стала здесь делом обычным; но я убежден, что пока она не обрушится на Лонгвуд, я могу быть спокойным. Закупорка печени здесь самая распространенная болезнь; граф де Бальмен стал ее жертвой, но, к счастью, вовремя начал лечиться. Здесь очень часто встречаются всяческие воспаления, и к тому же весьма опасные, от которых за четыре дня человек или умирает или выздоравливает; самая распространенная сейчас здесь болезнь называется инфлюэнца [35] . Она вызвана засухой, которая длится уже несколько месяцев».

И в заключение этот посланник Людовика XVIII пишет, что храбрость, каковую он выказывает в этом лазарете, заслуживает 3 тысячи фунтов годового жалованья. «Умоляю ответить немедленно, ибо положение мое здесь весьма тягостно». Как и прочие жители, особенно европейцы, он заплатит дань этой болезни: то он жалуется на воспаление глаз, которое заставляет его прятаться от света масляных ламп, то сообщает, что из-за задержания мочи ему ставили катетер.

В этом же году, а именно в апреле 1817 года, Гурго записывает: «Уныние царит и в Лонгвуде, и в лагере, где за неделю четверо солдат умерли от дизентерии», а барон фон Штюрмер сообщает своей сестре, что «множество англичан страдают от закупорки печени и всяческих воспалений; нет дня, чтобы кого-нибудь не хоронили». Бальмен, ставший жертвой практически всех местных болезней, нарисовал устрашающую картину своих мучений, кроме уже упоминавшегося «воспаления рта и глотки», сопровождавшегося «болями и приступами тревоги и страха». «Нет и дня, — говорит он, — чтобы я не мучился от болей в желудке, нервных припадков, начинающейся закупорки печени; я чахну на глазах». Вскоре он уточняет: «За этим следует упадок сил и депрессия. Врачи уверяют меня, что одиночество, скука и вообще жизнь на Святой Елене не позволяют мне окончательно поправиться и что в конце концов я впаду в маразм». В конце 1817 года после приступов лихорадки, которые приковывают его к постели, жалобы возобновляются: «Здоровье мое очень плохо, меня мучают нервы, здоровье мое слабеет. Остров Святой Елены действительно непригоден для жизни».