Цветы нашлись. Нашлось и несколько бутылок вина и шоколадные конфеты для угощения. Впрочем, Виктор особо не видел, чтобы кто-то из летчиков пил это вино и ел эти конфеты. Мало кто обращал внимание, что стены колхозного клуба ободраны после недолгой оккупации, что старенький патефон хрипит и иногда соскакивает, повторяя одно и тоже. Это не мешало. Главное было ощущение, что война отодвинулась куда-то далеко. Какая может быть война, когда ты молод, слегка пьян, а вокруг красивые женщины. А их было множество и на любой вкус и молоденькие медсестрички, совсем юные, зачастую вчерашние школьницы и женщины-врачи, уже постарше щеголяющие шпалами в петлицах и даже начальник госпиталя, седеющая женщина лет пятидесяти — военврач первого ранга. Нельзя сказать, что появление летчиков произвело фурор среди персонала госпиталя, от недостатка мужского внимания они явно не страдали, скорее наоборот. Но у летную братию еще с довоенной поры окружал героический ореол, а сияющие золотом и серебром награды этот ореол подчеркивали. Так что холодная неприступность у медичек продержалась недолго и вскоре стены клуба ходили ходуном, звонкий смех перебивал музыку, все общались, плясали и радовались жизни.

Танцевать Виктору вскоре надоело. Вначале он и не собирался, поскольку танцевал с грациозностью пьяного медведя, но местные красавицы этого не знали и охотно приглашали скромного летчика. Видимо их привлекал высокий рост Саблина и приятный блеск двух орденов. Правда после того как Виктор пару раз наступал им на ноги дамский энтузиазм куда-то испарялся, но соискательниц оперативно заменяли новые. Скрипели полы под десятками танцующих людей, пыль взметалась к самому потолку, менялись мелодии, лица, запахи.

Вскоре он вышел на улицу. Здесь было куда как получше — вечерняя прохлада выгодно отличалась от душного зала клуба. В ночной тьме мелькали огоньки папиросок, слышались приглушенные голоса и тихий смех. Народ активно пытался узнать друг друга поближе. Неподалеку он увидел весело беседующую с Лукьяновым девушку — медсестру. Ее лицо показалось знакомым.

— Привет, Ульяна, — сказал ей Виктор, — не узнаешь?

— Нет, — она скользнула по нему равнодушным взглядом, на секунду задержавшись на орденах.

— В марте, в Марьевке. Ты еще с подружками была. Одна такая рыженькая, а вторая кажется Вика.

— Точно, — она прищурилась, вспоминая, — точно. Летчик-герой. И не узнать тебя, — Ульяна засмеялась, и в ее прищуренных глазах появился слабый интерес.

— Вот еще у нас случай был…, — Лукьянов не собирался сдавать свою новую знакомую без боя. Одновременно, принялся яростно сигнализировать глазами, намекая, что Саблин тут лишний. Виктор понимающе усмехнулся и, подмигнув Ульяне, отошел в сторону. Соперничать из-за нее со своим комэском он не собирался.

Обратно они возвращались уже в одиннадцатом часу. Уставшие, пропотевшие, но довольные, приободренные. Пусть на короткий вечер, но летчики забыли всю горечь поражений и тяжесть отступления. Война ушла в сторону, на второй план, молодость взяла свое.

— Шишкин, — спросил Дорохов, когда они уже подходили к «своей» деревне, — а ты куда пропадал-то? Видел, как ты с одной врачихой танцевал пару раз, а потом исчез. Что за дела?

— Я эту врачиху того… жарил, — от гордости Игорь надулся как индюк.

— Да иди ты, — пока Дорохов переварил информацию, встрял в разговор Евсеев, — как такое может быть? Ты же сержант, а она военврач третьего ранга.

— Какая разница, она же женщина, — философски ответил Игорь, — что простая колхозница, что военврач — все у них одинаково. Теперь я это точно знаю.

— Она же старше тебя чуть ли не вдвое и выше на голову, — захихикал Виктор, — как ты с ней целовался-то?

— На цыпочки стал…

— Шишкин, но как? — Дорохов наконец обрел дар речи и хотел выяснить у предприимчивого подчиненного подробности. — Как такое может быть? Ты что ее раньше знал?

— Сегодня увидел впервые в жизни.

— Шишкин, — засмеялся комполка, — я тебя под арест посажу, если не расскажешь, как все было.

— Да просто все, товарищ майор, я с ней танцевал. Гляжу, а она на меня так смотрит… гм, странно. Так дети на мороженное смотрят. А потом приобняла, думал, что задушит и снова смотрит. Я тогда сразу все понял и говорю: — «А можно с вами поближе познакомиться? Очень вы мне нравитесь». И все, — довольный Игорь растянул рот в ухмылке — она сама меня в какой-то сарай отвела и там с ней почти два часа знакомился.

— Ну, ты и дурак, Шишкин, — со смесью зависти и удивления сказал Дорохов. — А если бы ты ее не так понял? Мог бы и по морде получить, а то и похлеще. Закатила бы она скандал, всем бы праздник испортил.

— Не закатила же. Я знал, что выгорит, — под осуждающим взглядом командира Игорь лихо сдвинул пилотку на бок. — Пусть теперь вспоминает летчика, может и не залетит. Гы-гы-гы.

— Старший сержант Шишкин, — тон майора стал официальный, — как выйдем из боев — пойдете под арест. Суток на десять. За неуважительное отношение к старшим по званию. И за дурость. Совсем распоясались.